Онлайн книга «Восьмой круг. Златовласка. Лед»
|
— Нет, как раз хочу. О том, как повела себя, когда ты в последний раз подвозил меня домой. Потом я сожалела об этом, но не знала, как извиниться. Хотела позвонить тебе, но всякий раз, когда поднимала трубку, задумывалась, что сказать, и клала ее. Думаю, именно это произошло, когда я увидела тебя на вечеринке. Начала я отлично, а потом при первой же возможности у меня началось некое забытье. Но сейчас, слава Богу, я не в забытьи, так что могут сказать, что в тот раз я вела себя плохо и должна перед тобой извиниться. Холодный ветер обрушился на Мюррея, погнал сухую листву по его ступням, но он стоял, глядя на Рут, согретый чудесным ускорением бега крови по жилам. — Странно то, — сказал он, — что со мной было то же самое. Я думал, это моя вина. — Нет, твоей вины не было. — Тогда что это было? — Не знаю. — Они говорили приглушенными из-за позднего времени голосами, стояли в дверях вплотную друг к другу, и проходившая мимо пара посмотрела на них с любопытством. Рут подождала, чтобы они прошли, а потом сказала с легким раздражением: — Наверное, я боялась. Какая разница? — Никакой, если не боишься теперь. Боишься? — Да. — Меня? — Да. О, не знаю. Почему все, что я говорю, ты принимаешь совершенно всерьез? Я сказала тебе, что это напоминает Вальпургиеву ночь; все перепуталось. И я много выпила. Это заметно, правда? Мюррей положил руки ей на плечи и очень мягко встряхнул ее. — Ты в самом деле боишься меня? — О, пожалуйста, — сказала она, но не попыталась высвободиться из его рук, как он ожидал того. — Боишься? — настаивал он. — Нет. — Отлично. В таком случае, когда я увижу тебя снова? — Это недопустимо! — встревоженно сказала она. — То есть не таким образом, будто мы встречаемся. Не понимаешь? — Вторник меня прекрасно устроит, — сказал Мюррей. — На вторую половину дня у меня ничего не намечено, поэтому я могу встретить тебя после уроков в школе, и оттуда начнем: ужин, театр и много-много разговоров. Как это звучит? — Звучит, как все, что происходило этим вечером. Это ничего не значит. Я не слушаю. — Тогда слушай. Это будет во вторник. Я подъеду за тобой к школе. — Я не хочу, чтобы ты появлялся возле школы. — Тогда встретимся здесь. В семь часов. — Как убедить тебя? — недоуменно сказала Рут. — Не знаю как, разве что мы сядем вместе и станем думать. Сделать это можем во вторник. — Я даже не знаю, буду ли свободна. К тому же я могу позвонить тебе в любое время. Если как-нибудь все устрою… Это препирательство не стоило даже небрежного замечания. — Ты знаешь, что произойдет, — заговорил Мюррей. — Будешь поднимать телефонную трубку, класть ее и думать об износе своих нервов. Лучше решить все прямо сейчас. — То есть решить по-твоему, — беспомощно сказала Рут. — Ну хорошо, раз ты такой упрямый. Вальпургиева ночь, подумал он, когда она ушла и дверь за ней закрылась. И близится Рождество. Глава 17
Во вторник в конце дня миссис Нэпп вошла в кабинет сказать Мюррею, что билеты в театр у нее, что столик на двоих заказан в ресторане «Ле Павильон» и что Джордж Уайкофф звонил с регулярными интервалами — хотел узнать у мистера Керка, что, собственно, происходит. — Что вы отвечали ему? — спросил Мюррей. — О, просто, что вы недоступны. Судя по его тону, он был не особенно доволен этим. — Это его невезение, — сказал Мюррей. Описал ей суть разговора с Лоскальцо, и мисс Нэпп сказала: — Ну, в таком случае, у нас нет выбора, так ведь? Я позабочусь об этом, если он позвонит снова. Скажу, что в городе вас нет. Знаете, что несколько агентств вызывают на будущей неделе в Олбани [35] для допроса в связи с незаконным прослушиванием? — Нет, откуда вам это известно? — Кто-то из «Интер-Америкэн» сказал об этом мистеру Штраусу. Те, кого арестовали, к сожалению, не конкуренты, просто мелкие дельцы, но можете представить себе, какого шума это наделает в Олбани? Они не отличают одного агентства от другого. Для нас это будет наихудшее время, риск угодить в какую-то неприятность. — Время для этого всегда наихудшее, — сказал Мюррей. По пути обратно в «Сент-Стивен», чтобы переодеться к ужину, он купил вечернюю газету и, лежа в ванне, читал ее. Начал с колонки юмора — последний протеже Мэри Уорт на сей раз крупно оскандалился — и, пропустив спортивный раздел, принялся за «Проблемы людей» доктора Мари Зинссер — скучную колонку, насыщенную психологическим жаргоном, утверждающую, что каждый, кто письменно обращается за советом, должно быть, в чем-то виновен. В первом письме звучала знакомая нотка. Уважаемая доктор Зинссер! Едва мы вернулись после медового месяца, муж захотел, чтобы его мать немного пожила с нами. Хотя она злобная и властная, я согласилась, но она не уезжает вот уже три года, и я смертельно несчастна. Как заставить мужа понять, что нехорошо его матери жить с нами, ведь она вполне может жить одна? Эдит. Мюррей увлеченно прочитал ответ. Уважаемая Эдит! Когда Вы пишете «нехорошо», вы имеете в виду, что «нехорошо» только для вас. Тут ведь затронуты жизни двух других людей, и я боюсь, что ваш подсознательный антагонизм мешает вам принять это во внимание. Нужно полностью понять собственные мотивы перед тем, как… Ответ, признал Мюррей, был полностью в традиции знаменитой Зинссер. Одеваясь, он поставил на радиолу пластинку Берригана «Я не могу начать». Отогнал мелькнувшую мысль о соседях в квартире рядом и увеличил громкость. На верхнем этаже «Сент-Стивена» было только две квартиры, и занимавшая другую пара — отставной контр-адмирал с супругой — обладала острым слухом, что отчасти компенсировалось чувством юмора. Они терпели три проигрывания пластинки на полную громкость, а потом стучали в дверь в добродушном протесте. Когда Мюррей открывал, он или она говорили: «Послушать только!», на что он отвечал: «Да-да, сэр» и убавлял звук. Но сейчас, понимал Мюррей, ему нужны громкая музыка и крепкая выпивка. Даже старый морской волк понял бы его чувства, если бы знал их причину. Мюррей налил себе крепкой выпивки, выпил половину, а с оставшейся пошел в спальню, чтобы она морально поддерживала его, пока он заканчивает одеваться. Вдевая запонки, он мысленно составлял собственное письмо доктору Зинссер: Уважаемая доктор Зинссер! |