Онлайн книга «Дети лета»
|
– Неужели компании реально получают прибыль от рассылки этой макулатурной рекламы, раз готовы тратить на нее время и деньги? – Вряд ли. Но стоит ли тратить время и деньги, чтобы остановить их? Ее квартира находилась на втором этаже, и Стерлинг чуть помедлила перед дверью, достав ключи. – Возможно, у меня там легкий бардак, – сконфуженно произнесла она, – я начала отбирать вещи для передачи в благотворительный фонд. – Но свободная тропинка там осталась? – Да. – А как насчет живности? – Не-ет, – с отвращением протянула Элиза, искоса глянув на меня. – Ну, может, какие-нибудь цветочки? – Нет! – Тогда все отлично. – У тебя подавляюще низкие критерии. – Она вздохнула и, открыв дверь, включила свет в прихожей. Войдя вслед за ней, я закрыла и заперла дверь и бросила первый взгляд на ее жилище. – Боже, Элиза, охренеть! Вздрогнув от изумления, Стерлинг уронила ключи, хотя ее рука тянулась к крючку. – Ты никогда не называла меня Элизой. – Потому как никогда еще не видела этого. Может, я уже вовсе не смогу больше называть тебя Стерлинг. Густо покраснев, она подняла ключи и аккуратно повесила их на штырек одежной вешалки. – То есть, видимо, Эддисона мне сюда пускать нельзя? – О нет, блин… он сразу с воплями умчится обратно на парковку. Рассмеявшись, я слегка продвинулась в глубь квартиры. Стены выкрашены изысканно-холодным розоватым цветом, хотя одна стена – для контраста – розовела более смело. Раздвижная застекленная дверь вела на крошечный балкон, закрытый не только плотными жалюзи от солнца, но и ярко-розовой портьерой и прицепленными к карнизу лавандово-голубыми занавесками с волнистым завершением типа… как же это, может, типа подзора? Или оборки? В общем, эта более короткая оборка окаймляла верх занавесок, а сами они еще были обшиты двумя рядами розовой тесьмы, украшенной пунктирно-крошечными шариками. Вся обстановка комнаты выглядела идеально стильной, как изысканное угощение из журнала «Жизнь Марты Стюарт», типа изящных кексиков в гофрированных формочках, глазурованных рукой самой Благословенной святой Марты, сошедшей с телеэкрана [29]. Тот же идеальный стиль сохранялся на кухне, где даже набор полотенец на буфете гармонировал по цвету с ручками плиты. Единственный относительный беспорядок я заметила вокруг обеденного стола, покрытого бледно-желтой и мятно-зеленой скатертями. На двух креслах висели какие-то вещи; на одном стояла полупустая открытая коробка, а на другом – почти полный мешок для мусора. – Боже, Элиза Стерлинг, охренеть. Я… честное слово, я не могу припомнить, когда в последний раз видела так много рюшечек. Или это оборочки? Лицо ее уже пылало, и она деловито повесила сумочку на штырек рядом с ключами. – Пожалуйста, не говори Эддисону. – Пожалуй, я не стану портить ему такой сюрприз. – На меня напал безудержный смех, а бедная девушка с каждой минутой выглядела все более смущенной, поэтому я обхватила ее плечи не медвежьим, а скорее легким, как у коалы, объятием и спросила: – Почему же ты никогда не упоминала, что у тебя столь изысканные девчачьи вкусы? – Гм-м… – Почему? Привалившись к ней, я уткнулась подбородком в ее плечо и задумчиво добавила: – Пытаюсь вспомнить последнюю тренировку, когда ты боксировала с мужчиной и он в итоге отделался лишь многократным падением на маты. Ты неизменно показывала превосходные способности. Именно поэтому Эддисон избегает тренироваться с тобой. Вот пусть для начала победят тебя в спарринге, а уж потом попробуют пошутить над твоими розовыми оборочками. Элиза усмехнулась и оттолкнула меня. – Ладно, пойду сначала переоденусь, а потом помогу тебе разложить диван. Я переоделась в гостиной в спортивные трусы и футболку, тайно позаимствованные из комода Эддисона, поскольку мои собственные нуждались в стирке, и обнаружила, что ящик одного из дальних столов на самом деле служит миниатюрным оружейным сейфом. – Ноль-два-один-четыре-два-девять, – сообщила Стерлинг, вернувшись в гостиную и увидев, на что я смотрю. – Понимаю, это глупо, но мне хотелось придумать такой код, чтобы сразу всплывал в памяти. – «Ноль-два-один-четыре» – что это, Валентинов день? А «два-девять?» – Резня в День святого Валентина, тысяча девятьсот двадцать девятый [30]. Переварив эту информацию, я обвела взглядом все кружевное, пастельных тонов, совершенно гармоничное убранство. – М-да, Элиза Стерлинг, ты – сложная личность. – А что, среди нас есть другие? – Ох, дьявол, нет. Передвинув журнальный столик к телевизионной тумбе, мы освободили место, разложили диван, превратив его в нормальную кровать, и застелили ее комплектом постельного белья, который она извлекла из бельевого шкафа. Бедняжка лишь недоуменно закатывала глаза, то и дело слыша мои подавленные смешки. – Ничего не могу с собой поделать, – со смехом призналась я. – Ведь на работе ты всегда выглядишь такой строгой: черно-белые костюмы, зачесанные назад волосы, исключительно скромная и аккуратная косметика… а здесь у тебя прямо какая-то волшебная сказка. Мне нравится. – Неужели? – Безусловно! Просто моим мозгам нужно время, чтобы привыкнуть к двум твоим ипостасям. И вообще, знала бы ты, как долго я хохотала, впервые увидев квартиру Эддисона. – Правда? Странно, а я именно таким и представляла себе его жилище. – А как бы ты изменила его обстановочку, чтобы она еще больше соответствовала натуре Эддисона? Элиза немного подумала, натягивая наволочки на подушки и взбивая их. – Я бы убрала фотографии со стены и заменила стол на что-то более прозаичное, – наконец сказала она, – это не в его стиле. – Зато в стиле Прии. – Я обожаю эту девчонку. Мы не стали тратить ночь на болтовню; все-таки у нас выдалась пара чертовски длинных дней. Несмотря на жуткую усталость, я не смогла сразу уснуть. Уже недели две я не спала дома, и хотя этот диван-кровать удобен настолько, насколько это вообще возможно с такой мебелью, тем не менее он остается всего лишь чужим диваном. Но не диван, пожалуй, мешал мне уснуть. Половину нашей жизни мы проводим в дороге, спим в любых отелях на неудобных кроватях. Мы спали и на кушетках в полицейских участках, а иногда даже на полу в конференц-залах, когда у нас имелась возможность хоть немного вздремнуть. |