
Онлайн книга «Дети лета»
– То есть? – Не пришлось придумывать особых сложностей; этого хватило, чтобы достичь цели. Не пришлось даже взламывать замок, поскольку он уже и так был взломан. После одной из ссор миссис Уилкинс заперлась в доме, оставив мужа на улице, поэтому он сломал замок, да так и не заменил его. – Это отмечено в полицейском протоколе? – Да, несколько месяцев назад. Никакой крови в комнате ребенка и вокруг нее. Похоже на то, что убийца разбудил его, принес сюда и принялся за свое черное дело. – Совпадает с тем, что говорил Ронни. – Полагаю, она ни разу не выдвигала обвинений? – сказал Эддисон. – Надо же, такое впечатление, что вы бывали здесь раньше… – Миньон поправил галстук неуместно веселой расцветки, с большими подсолнухами. – Утром мы свяжемся со службой опеки, запросим все сведения по этой семье и получим копии протоколов. Я проконтролирую, чтобы вам их переслали. Ронни подвергался насилию по меньшей мере пару раз. – Полицейские протоколы, больничные травмы, файлы органов детской опеки и попечительства… много поводов для присмотра и защиты, учитывая такого рода сведения, – заметила я, – причем не считая даже родственников, соседей, друзей, учителей, прихожан или любых других групп, которые могли заинтересоваться этим. Если их убийства связаны с жестоким обращением с детьми, то следствие может затронуть многих людей. Второй помощник прочистил горло, покраснев, когда мы все взглянули на него. – Извините, это всего лишь мое второе… э-э … убийство. Но могу ли я задать один вопрос? Судмедэксперт округлил глаза, но его скорее впечатлило, а не рассердило вмешательство помощника. – Именно спрашивая, мы учимся. Постарайтесь найти интересный вопрос. – Если речь идет о насилии, то миссис Уилкинс, вероятно, тоже подвергалась ему: тогда почему же убийца расправился и с ней? – Напомните мне об этом, когда мы вернемся в машину. Это заслуживает поощрительной конфетки. Патологический юмор; у федералов такой не в чести. – Если речь идет о насилии, – ответил Эддисон, – а нам еще предстоит обсудить это, – но если все-таки так и есть, то убийцы такого типа, как правило, считают мать соучастницей, даже если она и сама жертва. Она не защитила своего ребенка. Должна была знать об этом, но не остановила – либо полагая, что не сможет, либо предпочла не вмешиваться, надеясь облегчить собственную участь. – Когда я по воскресеньям навещаю родителей, – откликнулся юный помощник, – то мама обычно интересуется, узнал ли я что-то новое за прошедшую неделю. Видно, придется начать врать. – Подыщите новые факты в вашем ежедневнике, – посоветовал ему Эддисон, – я серьезно. – На улице стояли какие-то соседи, – вставила я. – Упоминал кто-то из них, что слышал выстрелы? Детектив покачал головой. – Многое прояснится, когда извлекут пули, но тут, похоже, пользовались каким-то глушителем. Может, в мусоре обнаружится простреленная картофелина… Соседи упоминали о криках, однако для данного дома это довольно частое явление. – Детские крики? – Ты думаешь, – ехидно глянув на меня, уточнил Эддисон, – что Ронни молча стоял и смотрел, как убивают его родителей? – Он не сбежал с моего крыльца. Когда убийца оставила его там, он мог зайти в любой другой дом и попросить помощи, но мальчик остался именно там, где его посадили. Кстати, взгляните на ковер: разве есть хоть какие-то следы сопротивления в том месте, где он, должно быть, стоял? – Если б он хоть раз признался в службе опеки, что с ним происходило, то его, вероятно, не стали бы отправлять обратно домой, – Эддисон поскреб подбородок, – поэтому вполне вероятно, что, защищая отца, его приучили молчать. Кто-то достаточно влиятельный, кому он, вероятно, привык подчиняться, убедил его не говорить о насилии. – Несчастного малыша, вероятно, ждут годы психотерапии, – заметил судмедэксперт. – Неужели место этого преступления напомнило вам одно из прежних дел? Или вашей группе известно одно из подобных преступлений, которое передали в другое ведомство? – спросил Миньон. – Не припомню ни одного, – ответил Эддисон, – но на всякий случай мы всё проверим и сообщим, если что-то обнаружится. – А не встречалось ли вам нечто подобное? – спросила я, переводя взгляд с Эддисона на Миньона. – Не считая следов крови, картина вполне ясна. Простой, эффективный вход и выход вместе с ребенком. Явно заранее спланированный, учитывая характер соседских отношений. Похоже на то, что это не первая расправа, и если так, то какая еще чертовщина будет ждать нас дальше? Миньон с прищуром глянул на меня, встопорщив усы. – Вот уж благодарю… Разве эта ночка не похожа на жуткую чертовщину? – Матери научили меня делиться мыслями. Сбылись предсказания Эддисона – мы покинули этот дом почти в четыре утра. Один из полицейских сложил наши бахилы в пакеты для улик – на всякий случай – и отметил в журнале время нашего ухода. Округа продолжала спокойно спать, пространство за домом тускло освещалось горевшим на отдаленном крыльце светильником и парой уличных фонарей. За домом по другой стороне улицы маячил тесный ряд деревьев, а я так вымоталась, что от одного их вида у меня по спине побежали мурашки. Как это разумно, что на моей улице нет никаких деревьев, только широкие газоны… Эддисон слегка подтолкнул меня плечом. – Держись. Через полчасика уже встанет Марлен, и мы можем составить ей компанию. – Мы собираемся оккупировать кухню Вика… – Дом – Вика, а кухня – Марлен. – … и надоедать его матери, пока он не проснется? – Именно таков мой план. А что, как ты думаешь, она там будет готовить? Не имеет значения – все будет потрясающе, тем более что давешний ужин остался в какой-то другой жизни. Прислонившись к дверце машины, я разглядывала темные кроны деревьев. Оттуда не доносилось ни звука, и казалось странным в итоге обнаружить, что деревья так молчаливы. Странно и пугающе. – Знаешь, Шиван заставила меня возжелать марленовых слоеных вертушек с ягодно-кремовой начинкой. Брэндон ухмыльнулся, глядя на меня с другой стороны машины, и нажал клавишу брелока; блокираторы дверей с тихим щелчком поднялись. – Садись, hermana. Мы успеем выпить кофейку до того, как проснется Вик. – Видимо, это шикарный способ забыть о покойниках. Мы оба невольно оглянулись на злополучный освещенный дом, где еще лежали убитые старшие Уилкинсы, а их испуганным до ужаса и травмированным сыном занимались в больнице чужие люди. – Мы оставим ему одну чашку. Ну, или три четверти чашки. – Заметано. |