Онлайн книга «Ловушка для птиц»
|
О ботинках. О любви. Об айкидо и «охоте на лис», которыми занимался в школе, но не особо продвинулся. А если бы выбор пал на скрипку? Смог бы он стать лауреатом международных конкурсов? Добраться до замка Нимфенбург и исполнить там скрипичные концерты Сибелиуса, Равеля и Белы Бартока? Карьера классического музыканта хай-класса все равно что спорт высших достижений. Она предполагает бесконечные перелеты, гастроли, контракты, интервью в прессе, съемки на ТВ, гонорары в долларах и евро. Нет. Ничего похожего Паше не светит. И не светило никогда. Опер Однолет – скромный парень из Костомукши, без особых талантов и перспектив. Окажись он в однушке многоквартирного дома на окраине Питера, – хоть живой, хоть мертвый, ни у кого бы и вопросов не возникло. Ну, то есть узкопрофессиональные, следственные возникли бы, но не более. А вот звезда классической музыки в подобных интерьерах – это нонсенс. Из всего скудного антуража Филиппу Ersky соответствуют только закомиксованный холодильник и кофемашина, остальное никак не привязать. И кому вообще понадобилось убивать скрипача? Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет. А в скрипачей, значит, можно? Шорох за спиной заставил Пашу обернуться. На пороге комнаты стоял давешний цыганенок из вестибюля и во все глаза смотрел на мертвого Ersky. Он даже рот приоткрыл от удивления и любопытства. И не посчитал нужным его захлопнуть, когда Однолет оказался рядом. – Ааааа, – вылетело из цыганенка, стоило только Паше крепко взять его за плечо. – Тихо, – скомандовал опер. Цыганенок и не думал затыкаться, его «ааааа» усилилось, и в нем появились какие-то старческие, надтреснутые нотки. Примерно такими голосами нищие с рынков жалуются, что у них отняли копеечку. Цыганенок извивался, как только что пойманная рыба, и все норовил ускользнуть. Паша переместил руку с плеча на воротник рубашки и, дернув за него, слегка приподнял мальчишку над полом. – Ааааасукаааааа! – Цыц. Я из полиции, понял? – Пусти, сукааааа, – заныл цыганенок, слегка сбавив обороты. – Знаешь его? – Паша подбородком указал на тело. – Пусти. – Знаешь? – Знаю девчонку. – Какую? – Которая здесь бывает. – Черные волосы короткие, красивая? – Она мне двести рублей должна. – А может, пятьсот? Или тысячу? – Откуда узнал? – Вид у тебя такой. Как будто все тебе должны. Цыганенок был типичным представителем своего племени: смуглый, кареглазый, с жесткими, как проволока, черными волосами. Передний зуб мальчишки сколот, ресницы – пушистые и длинные, на правой щеке – пятно: то ли от сока, то ли от соуса. Маленький засранец, которого нисколько не испугала чужая смерть. Даже удивительно. – И сигареты. Она у меня брала. – Давно? – Почем я помню? Недавно. – Тебя как зовут? Мальчишка ответил не сразу, как будто раздумывал: всучить Однолету свое имя бесплатно или продать подороже? – Ну? – Всем своим видом Паша дал понять, что торг здесь неуместен. – Шуко. Отпустишь меня? Не убегу. – Конечно, не убежишь. Интересно тебе, да? – Думаешь, я трупаков не видел? – Шуко лихо сплюнул через осколок зуба. – Еще как видел. – Здесь? – Не. В другом месте. Где мы раньше жили. В Екате. – В Екате? – Город такой. Екат. Ну, или Ебург. «Екатеринбург», – дошло наконец до Паши. – А в Питере вы давно? Шуко почесал грязным пальцем переносицу: – Давно. Зимой прошлой приехали. – Прямо сюда? – Не, сначала у Бахти жили, но там народу полно. Потом здесь. – А девушка? – Не знаю. – Ну, ты же ей деньги одалживал. Сигареты. Сюда заходил? – Не. – А сейчас зачем зашел? – Дверь открыта. Вот и зашел. – Всегда в открытые двери входишь? – Паша попытался придать своему голосу надлежащую строгость. – Не. Мальчишка – мелкий мошенник, и лет через пять-семь примкнет к контингенту, с которым Паша сталкивается исключительно по работе. Паша будет ловить Шуко, а Шуко – вырываться из силков, и неизвестно – кто кого переиграет. Уже сейчас отказать мальчишке в чумазом обаянии невозможно. – Кого-нибудь видел возле этой двери? Кроме девушки? – Собаку. – Какую еще собаку? – Почем я знаю? Сидела тут собака на днях. Белая. А башка рыжая. – И что? – Ничего. – Выла? – Не. Я ей колбасы дал. – Съела? – Само собой. – А потом? – Опять за колбасой пошел, а она убежала… Ай. Вспомнил. Она с кем-то по телефону разговаривала. – Собака? – удивился Однолет. – Ай, кало шеро! – Шуко снова сплюнул и засмеялся. – Придумал тоже. А еще полиция. Собаки не говорят по телефону. Девчонка говорила. Возле лифта стояла и говорила… Так. Мальчишку с Сандрой не связывает ничего, кроме нескольких встреч в подъезде. И скорее всего, они даже не словом не перекинулись. А гипотетический долг – всего лишь цыганские вымогательские фантазии. И снимки вряд ли расстроят Шуко, если уж труп в луже запекшейся крови не вызвал никакой реакции, кроме любопытства. Рассудив так, Паша вытащил из кармана фотографию Сандры и сунул ее под нос цыганенку. – Она и есть? Шуко вглядывался в девушку чуть дольше, чем рассчитывал Однолет, но в результате принялся интенсивно кивать головой. Паше даже на секунду показалось, что она оторвется. – Ну. – Может, вспомнишь, о чем она говорила по телефону? – Вспомнил. – Слушаю тебя внимательно. – Штуку мне должна. Вот. – Издеваешься? Это была такса. За дальнейший слив информации, если Паша Однолет согласится. Можно снова ухватиться за воротник засранца и хорошенько потрясти, чтобы выбить дурь, – только такие манипуляции вряд ли помогут делу. Шуко, несмотря на юный возраст, – крепкий орешек. – Тебе решать, – дипломатично заметил мальчишка. Быстро посчитав в уме сумму, оставшуюся после посещения «Серпико», Паша сказал: – Пятьсот. – Семьсот. – Не на базаре. |