
Онлайн книга «Элиза и ее монстры»
Но в этом году тетя Кэрол заболела гриппом, а остальная часть семьи едет во Флориду, поскольку, видимо, у некоторых людей принято на День благодарения ездить во Флориду. Я не должна буду отбиваться от их вопросов, и такое чудо омрачает лишь то, что родители решили в качестве компенсации сделать праздник самым мерковским в истории. Нас всего пятеро. Салли и Черч помогают маме раскатывать тесто для пирога, за это она пообещала им разрешить вылизать кастрюлю, а я тем временем, пристроившись за дальним концом стола, в страхе жду, какую еще страшную работу придумает нам папа. Телефон я держу под столом, его никто не видит, хотя взгляни они на меня, то сразу бы поняли, что я печатаю. полбяныехлопья: Ох, хотела бы я, чтобы у меня был такой День благодарения, как у вас полбяныехлопья: Сейчас сижу в школе заканчиваю последние проекты полбяныехлопья: Не могу поехать домой до зимних каникул:( Таящаяся: Я бы с тобой поменялась. Корова_Апокалипсиса: в любом случае значение праздников всегда преувеличивают. Таящаяся: Даже Рождества? А подарки? Корова_Апокалипсиса: 1. не праздную рождество. 2. совершенно уверен, что большинство родителей не дарят слишком уж много подарков своим двадцатидвухлетним сыновьям. 3. да, рождество самый переоцененный праздник из всех. Таящаяся: Я думала, Хитер празднует рождество. Или она слишком занята в этом году своим учительско-модельным бизнесом? Корова_Апокалипсиса: ага. Таящаяся: Что-то не так? Корова_Апокалипсиса: не. хитер уехала домой на каникулы. Это странно… что Макс такой странный. Жду дальнейших объяснений, но их нет. Наверное, между ним и Хитер что-то произошло, но если он не написал об этом мне, то не напишет и не скажет никому. Было бы очень мило, думаю я, если бы он сидел сейчас передо мной – тогда я по крайней мере могла бы зацепиться за выражение лица или позу. Макс с Эмми однажды предложили разговаривать по видео, но я наложила вето на эту идею. Это как-то неправильно. Мы явно что-то нарушим в наших отношениях, показав свои лица. А теперь мне кажется, что, быть может, видео очень пригодилось бы. Приходит сообщение от Уоллиса. Это эсэмэска, а не сообщение через приложение. Не так давно, перед Хеллоуином, я дала ему свой номер, но не потому что хотела, чтобы он мне звонил или еще что. Я написала его в углу нашего листа-«переговорника» в классе для внеклассных занятий, потому что иногда вижу что-то и думаю: «Уоллис посмеялся бы над этим, нужно послать ему фотографию» , но мессенджер плохо обрабатывает фото, так что эсэмэски удобнее. И теперь он пишет мне, а сейчас прислал фотографию. Обычный пирог из сладкого картофеля. Под фотографией подпись: Ужасно люблю пироги из батата. Отвечаю: Да, я тоже. Затем он присылает фото своего хмурого лица и пишет: Нет, ты не понимаешь. Еще одна фотография, на ней только его глаза. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО люблю пироги из батата. Несколько фотографий приходят с интервалами в несколько секунд. На первой треугольный кусок пирога в руке Уоллиса. Затем Уоллис подносит его к лицу – он такой мягкий, что начинает деформироваться в его пальцах. На следующей фотографии Уоллис засовывает пирог в рот, а на последней щеки у него раздуты, как у бурундука, и он закатывает глаза так, будто ничего вкуснее в жизни не ел. Сжимаю губы, чтобы не расхохотаться, но мои родители чутко улавливают исходящие от меня намеки на веселье и поднимают глаза. – Что такого смешного, Эггз? – спрашивает папа. – Ничего, – отвечаю я. Ничто так не портит шутку, как чье-то еще желание посмеяться над ней, особенно родительское. Вау, пишу я Уоллису. Ты действительно любишь пироги из сладкого картофеля. Он присылает мне еще одну фотографию, на ней он обнимает пирог и любовно смотрит на него. Весной мы поженимся. Из меня все же вырывается смешок. Я действительно надеюсь, что Уоллис празднует День благодарения лучше, чем я. Похоже, так оно и есть. Делаю фотографию надутой себя и посылаю ему со словами: О, это самая милая пара из всех милых пар. – Перестань делать селфи, – делает замечание Салли с другого конца комнаты. – Я их и не делаю, – фыркаю я в ответ. – А зачем тебе селфи? – спрашивает Черч. – Я не делала селфи! – Эггз, почему бы тебе не убрать телефон и не помочь мне приготовить клюквенный соус? – жизнерадостно говорит папа. Подавляю готовое вспыхнуть раздражение, пузырящееся у меня в груди, кладу телефон на стол и встаю, чтобы помочь папе. Ужин, как обычно, начинается с заявления мамы о том, что завтра нам весь день придется как следует «повкалывать», чтобы сжечь калории, которые мы усвоим сегодня. Это своего рода вызов – надо побольше съесть сейчас, чтобы активнее поработать в зале завтра. Мне же, слушая все это, хочется объявить голодовку. Затем родители начинают расспрашивать меня, Салли и Черча о последних событиях в школе, о том, как мы надеемся закончить семестр. – Черч хочет пригласить Мейси Гаррисон на свидание перед Рождеством, – говорит Салли. И лицо у сидящего рядом с ним Черча покрывается красными пятнами. – Ничего подобного! – Вы двое столько рассказывали нам о Мейси Гаррисон, – твердит папа. – И когда же мы с ней познакомимся? – Вы не будете с ней знакомиться! Салли улыбается набитым картофельным пюре ртом. Проглотив его, он сообщает: – А Элиза каждый день тусуется со своим бойфрендом у средней школы. Вы и с ним незнакомы. – Он мне не бойфренд! – выпаливаю я с горящим лицом. Салли смотрит куда-то между мной и Черчем и смеется. – Каждый день? – Мама глядит сначала на меня, затем на папу. – Вот почему ты стала забирать из школы Салли и Черча, Элиза? – Я… нет! Просто я подумала, что им не хочется ездить на автобусе. А Уоллис должен забирать из их школы свою сестру, так что… он мне не бойфренд! Папа поднимает руки: – Ладно, ладно, Эггз. Мы с мамой считаем, что должны познакомиться с Уоллисом до того, как дело зайдет дальше. Я вся горю от унижения: – Нечему заходить дальше. И хватит об этом. Теперь вскидывает руки мама: – Солнышко, понимаешь ли, твой папа просто хочет сказать, что ты в первый раз действительно общаешься с мальчиком, и мы должны подумать о записи к нескольким врачам… – ХВАТИТ. Салли зажал рот руками, чтобы не расхохотаться. Черч уткнулся лбом в стол в непосредственной близости от своей тарелки, уши и шея у него багровые. Я медленно оседаю на стуле. Руки и ноги у меня онемели. Засовываю в рот горошину, жую ее, глотаю, чуть не срыгиваю, а затем встаю из-за стола. |