Онлайн книга «Голубка»
— Аккордеон в красном уголке есть. Нет, нужно что-нибудь из одежды. — Ну! Надо, чтоб память была, а вы — из одежды… — Чтоб память — можно книги. Или набор кастрюль. Девушки никак не могли сойтись во мнениях, пока не вмешалась одна из старшекурсниц. До сих пор она молча стояла у плиты, что-то помешивая в своей кастрюльке. Девушка эта слыла самой главной модницей на этаже. — Я слышала, Новикова хорошо шьет? Девчонки переглянулись. — Да, шить она умеет, — подтвердила Люба, все еще не догадываясь, к чему ведет старшекурсница. — Можно сложиться и купить ей швейную машину, — предложила та. — Только это дорогой подарок. Я, конечно, понимаю — она сирота, и я согласна сложиться. Но пусть тогда она не отказывается шить для нас… Тут в общей кухне на некоторое время воцарилось молчание. А потом заговорили все разом: — Точно! — Это идея! — Да она сама предложит свои услуги, она девчонка простая… — Так! — вмешалась Люба. — Мысль, конечно, хорошая. Только, чур, не наглеть. За работу будем платить. Кто как может. А то уморите девчонку своими заказами. Знаю я вас! На том и порешили. Так у Ирины Новиковой в 16 лет появилась собственная швейная машина. Новая, в фанерном лакированном футляре с блестящей ручкой наверху. В комнате для занятий девушки освободили место, оборудовали швейную мастерскую. Сюда приносили модные журналы, выкройки, все можно было встретить в печати по шитью. К лету заказов у портнихи набралось столько, что совершенно не оставалось свободного времени. Девушки заводили романы, ходили на свидания, бегали с ребятами в кино. А она все кроила, примеряла, строчила. Денег за свою работу Ирина не брала, но девушки помнили наказ практичной и строгой Любы — несли своей портнихе кто что мог: печенье, конфеты, ситец на платье, яблоки и даже картошку. Вскоре Иринкино существование стало абсолютно безбедным. На всех своих соседках она видела вещи, сшитые ее руками. С ней стали советоваться, даже доверять свои тайны. Первый курс подошел к концу, она успешно сдала экзамены и теперь ходила на практику в заводскую столовую. А все выходные, конечно же, проводила за швейной машиной. В один из таких выходных, когда она обметывала уже почти готовый сарафан, розовая расцветка которого так шла к ее каштановым волосам и карим глазам, в комнату, где Иринка работала, влетела Надя и, широко раскрыв глазищи, завопила: — Ирка! Там тебя парень спрашивает, внизу! В морской форме! Симпатичный такой, страх! Иринка словно приклеилась к стулу. Прижала сарафан к груди и смотрит на подругу, как на иностранку. — Что ты сидишь? — вопила Надя, бегая вокруг нее как угорелая. — Одевайся! К тебе, говорю, моряк пришел! Он что, твой знакомый? А молчала… Наконец с помощью Любы подруги привели портниху в чувство, нацепили на нее подходящее платье. Пока Надя чистила зубным порошком белые Иринкины туфли, Люба расчесывала густые каштановые волосы своей подруги. — Беги, заждался уже! Когда Иринка спускалась по лестнице вниз, пол-общежития уже толпилось наверху и, свешиваясь с перил, выглядывало в фойе. Там по мрамору фойе выхаживал щеголеватого вида морячок в бескозырке. Брюки-клеш эффектно подметали гладь пола, а матросский воротник подчеркивал безупречность осанки и горделивый разворот плеч молодого человека. Не оставалось сомнений — это друг ее детства, поверенный ее тайн, Герка Найденышев. Она на секунду замешкалась на площадке, не зная, как вести себя с этим новым, шикарным Геркой. Но тот, увидев ее, тоже будто споткнулся. Его брови взлетели вверх, он присвистнул и покачал головой. — Ну ты даешь… — не здороваясь, протянул он. — Встретил бы на улице — не узнал! Иринка покраснела, понимая, что ей сказали комплимент, подошла к нему и протянула руку: — Здравствуй, Гера. Герка подержал ее руку в своей. Оба чувствовали неловкость от встречи, тем более что целая толпа девчонок теснилась наверху, в проходе, перешептываясь и хихикая. — Пойдем погуляем? — предложил парень. Они вышли на улицу и некоторое время шли молча, искоса взглядывая друг на друга. Герман выглядел совсем взрослым. Из-под залихватской бескозырки выглядывала озорная завитушка чуба. Черты лица его обострились, потеряли мальчишечью мягкость и приобрели что-то такое, что сразу отдалило настоящего Герку от прежнего. — Ты изменилась, — наконец сказал он, доставая папиросу. Папиросы лежали в красивой коробке. Он предложил Иринке. Она удивленно отказалась. — Не куришь? — спокойно поинтересовался Герка. — Сейчас многие девушки курят. Ты стала красивая. И взрослая. Не ожидал. — Ты тоже повзрослел, — заметила Иринка. — А как сюда попал? Закончил свою мореходку? Герка выпустил дым и степенно кивнул: — Закончил. Теперь в отпуске. У меня в экипаже земляк был, пригласил к себе. Ну вот я и приехал. Тебя хотел увидеть. Спасибо, что писала. — Ну что ты! — возразила Иринка. — Это тебе спасибо! Я твоих писем знаешь как ждала? Тем более что ты так интересно описывал свои плавания… — Ну когда описываешь, то самому интересно. А вообще-то, конечно, не все так просто. Во флоте главное — дисциплина. Море — штука серьезная. Мы на практике ходили в Италию. — Как там? — с интересом спросила Иринка. — Там? Жара. Итальянцев полно. Они пиццу едят. Большой блин такой с колбасой и помидорами. Они гуляли по городу, и Герка рассказывал. Иринке казалось, те годы, что они не виделись, сделали Герку другим человеком. Он стал еще интереснее, еще притягательнее. Он уже шагнул в тот большой мир, куда она только собиралась. И мир этот, судя по его рассказам, принимал бывшего детдомовца с распростертыми объятиями. Страшно подумать: Герка на корабле пересек океан, выходил на берег в чужих, совершенно сказочных странах! Его новые манеры, повадки говорили о том, что он чувствует себя хозяином жизни. Или он только репетировал эту вожделенную роль? Герка пригласил свою даму в кафе, и Иринка впервые попробовала мороженое в вазочке. Оно было… особенное. И лимонад — особенный. А Герка! Его просто не с кем сравнить! Он ни на кого в их городе не похож. Он — необыкновенный! Они гуляли до самого вечера, а когда стало совсем темно, Герка пошел ее провожать. У дверей общежития он смотрел на нее, но ничего не говорил. И она не знала, что сказать. — Ты завтра придешь? — спросила, но ей показалось, что он не услышал. Он как-то стремительно шагнул к ней, взял за плечи, наклонился и поцеловал в губы. От него пахло папиросами, губы горчили. У Иринки перехватило дыхание. Когда он отпустил ее, оба они некоторое время сбивчиво дышали. Потом Герка сказал: |