Онлайн книга «Русская наследница»
В-третьих, Виталька теперь почти не донимает ее. Аню. У него появился новый друг в лице Филиппа. Это первый человек, который не относится к брату как к больному, а общается с ним так легко и естественно, что просто удивительно. Виталька уже выучил множество английских слов и легко говорит самые распространенные предложения. Аня вылила яйца в творог и принялась перемешивать. Она не могла понять, почему именно сегодня все так приятно делается. Никогда прежде она не испытывала тяги к домашним делам. А первое время, когда у них поселился американец? Это был сущий кошмар! Мать то и дело заставляла наводить порядок: чистить раковину в ванной, убираться на письменном столе и в шкафу, по сто раз в день вытирать пыль. Мать и сама была в постоянном напряжении оттого, что у них такой гость, и их с Виталькой загоняла. Впрочем, Виталька не в счет. Он как раз убираться любит. Ему только доверь — так и будет целый день что-нибудь чистить. Просто у мамы не всегда хватает фантазии — чем его занять. А вот Филипп брата сразу раскусил. И когда они с матерью уходили по делам — мать в свою аптеку, Аня в школу, — а Филипп с Виталькой оставались одни, то эти двое успевали переделать кучу дел. Мать сначала протестовала, а потом поняла, что бесполезно. Филипп научил Витальку печь булочки с корицей и яблочный пирог. Они передвинули мебель в большой комнате, и там сразу стало просторнее. Напряжение от присутствия в доме чужого человека быстро ушло. Филипп стал вроде родственника, приехавшего издалека. Наверное, поэтому настолько желанны эти совместные ужины. Одна заноза торчала в этой внезапно свалившейся на семью Кирилловых идиллии — Виталькина училка Эльвира. Узнав, что у них гостит американец, та бессовестно зачастила, стала назначать Витальке дополнительные занятия, чего раньше было от нее не дождаться. В общем, всячески лезла на глаза. А Виталька, наоборот, резко охладел к Эльвире с появлением Филиппа. Не лез к ней со своей любовью, не хватал сумку, не прятал ключи… И теперь она не торопилась уйти, как раньше, а, наоборот, кончив урок, норовила остаться пить чай. Аня сама не знала, почему злится на Эльвиру. Злилась, и все. Ей казалось, что американец теперь как бы только их. Только они: Аня, мать и Виталька — имеют право на его дружбу. И больше — никто. Конечно, можно подложить Эльвире на стул жвачку, чтобы она прилипла, или потихоньку оторвать от пальто пару пуговиц. Но ведь сразу догадаются, чьих рук дело. Придется пока терпеть… Филипп и Виталька пришли, когда хозяйки заворачивали начинку в ровные круглые лепешки. Из коридора доносился «содержательный» разговор двух путешественников: — Уни-вср-маг, — твердил Филипп. — Супер-мар-кет, — вторил Виталька. — Универ-маг. — Супер-маркет… Полчаса ушло на восторги по поводу подарков, а затем Даша вернулась на кухню. Место Ани занял Филипп — Анютка с сумочкой осталась вертеться перед зеркалом. — Даша, почему в супермаркете… в магазине продавец такая сердитая? Даша посмотрела на него с улыбкой, как на маленького, не прерывая своего занятия — она раскатывала тесто. Движения ее были сильные и слаженные. Филипп невольно засмотрелся на ее руки, а когда она заговорила — с трудом оторвал взгляд: — Возможно, у нее дома проблемы, — предположила Даша. — Может, с мужем поссорилась или еще что… — Разве она не боится потерять работу? — возразил Филипп. Даша стряхнула со скалки большой тонкий пласт теста и тыльной стороной ладони провела по лбу, убирая прядь. На лице остался рисунок муки. — Боится? У нее зарплата маленькая, вот она не больно за нее и держится. А возможно, ее в магазин по блату приняли. Филипп наморщил лоб, пытаясь понять то, что объясняла ему Даша, а та, в свою очередь, поняла, что не умеет на такие темы беседовать с иностранцами. Чтобы избегнуть дальнейших расспросов о превратностях российской экономики, она вручила квартиранту тонкий прозрачный стакан и стала показывать, как резать тесто. Филипп с интересом наблюдал, как мягкие, ладные ладони женщины отодвигают готовые кружочки и принимаются за новые. Неожиданно для себя он протянул руку и пальцами стер с ее лба след муки. Даша остановилась и вопросительно посмотрела на него. Он показал ей пальцы в муке — она улыбнулась, кивнула, отдала ему стакан и отошла к плите. Ничего не произошло. Но этот короткий жест что-то нарушил на кухне. Или что-то внес? Филипп резал кружочки, Даша заворачивала в них творог, затем, быстро-быстро перебирая пальцами, ловко защелкивала вареник, делая края фигурными. Филипп вдруг увидел рядом с собой мягкую округлость руки и прилип к ней взглядом. Дашины размеренные движения, спокойствие и несуетность жестов заворожили его. Ее пальцы с коротко остриженными ноготками — сильные и одновременно беззащитные, запачканные мукой — вызвали в нем внезапную теплую волну. Вдруг захотелось взять эту руку и подержать в своей. Почему он до сих пор этого не сделал? Почему он до сих пор вообще… не посмотрел на нее… с этой точки зрения? Даша поймала его взгляд, увидела в нем вопрос и растерялась. — Филипп, — произнесла Даша, держа руки на отлете, чтобы не запачкаться. Он покачал головой и осторожно взял ее за пальцы. Теперь его руки тоже были в муке. Он сложил Дашины ладони вместе и накрыл своими. Даша внезапно почувствовала, что сейчас непременно заревет. От этого естественного проявления человеческого тепла у нее перекрыло горло, и слезы двинулись к глазам. А две теплых сильных мужских руки не отпускали ее, держали. В кухню стрелой влетела Анька и — как ударилась — остановилась с лету. — Мам… мы… есть хотим… — вытряхнула порциями свою речь и покраснела до корней волос. Даша отняла свои ладони и засуетилась — покидала готовые вареники в кипяток, сунула дочери в руки миску с мукой, стала торопливо доставать вилки, тарелки. И все это — не поднимая глаз, молчком-сопком. И ужинать сели какие-то взъерошенные. Не считая Витальку — он-то был весь в своих мячах мысленно и едва мог усидеть на табуретке. Вареники запихивал в рот целиком и глотал, не прожевав. Когда на кухне Кирилловых происходил этот в общем-то рядовой ужин, в направлении их дома шагала Катерина, родная сестра и тетка. Полы ее дубленки развевались, а сапоги то и дело скользили по укатанным местам. На лице путницы читалась такая решимость, что, кажется, случись сейчас на улице чрезвычайное происшествие — она прошла бы мимо, даже не обратив внимания. Вся она была — мысль, руководство к действию. Глаза ее сверкали беспокойным блеском в нечетком-размытом свете фонарей. — Всем привет! — нарочито бодро крикнула она из прихожей, стряхивая снег и даже не взглянув на себя в зеркало. Виталька промычал что-то набитым ртом и потащил тетку в комнату. — Филипп подарил мне мячи! — доложил он и обнял сразу обе свои футбольные радости, как головы двух друзей. — Идем с нами ужинать. — Даша появилась в дверях. За ней следом — Филипп с полотенцем в руках. |