Онлайн книга «Императрицы»
|
– Михаила Васильевича просит «о тишине». Государыня милостиво улыбнулась и посмотрела на середину стола, где сидел большой, мешковатый человек в темно-синем академическом кафтане. Под гладким белым париком было бритое лицо, со вздернутым широким носом, с пухлыми губами и большими умными глазами. Маскатиньев показал на него Рите и сказал: – Вы знаете, кто сей человек? Рита его не знала. – Сей человек, Маргарита Сергеевна, – сказал Михайла Чаплин, – достопримечательность российская. Ученый, физик и химик, историограф и одописец. Государыня его очень жалует. Весьма сражается с немцами-академиками, понеже они его не любят за то, что он простой русак, архангельский мужик, Ломоносов. Конечно, Рита его знала по его одам и сочинениям. Но она никогда еще с ним не встречалась. По всей зале шорохом понеслось: – Михаила Васильевича!.. Михайла Василича!.. Ломоносов огляделся, покраснел до края парика и поднялся, вопросительно глядя на государыню. – Ваше величество? – негромко сказал он. – Прошу, пожалуй, декламовать, – сказала государыня. Ломоносов вышел из-за стола и не спеша пошел к эстраде. – Тишину!.. О тишине!.. Тишину!.. Тишину!!. Тишину!!! – понеслось дружным гулом по зале. Ломоносов стоял у эстрады, не поднимаясь на нее, и вопросительно смотрел на государыню. У той лицо расплылось в довольной усмешке. Государыня кивнула головою и сказала: – Люди просят «о тишине», Михаил Васильевич. Ломоносов начал негромким голосом в затихшей зале: Царей и царств земных отрада, Возлюбленная тишина, Блаженство сел, градов ограда, Коль ты полезна и красна. Вокруг тебя цветы пестреют И класы на полях желтеют; Сокровищ полны корабли Дерзают в море за тобою; Ты сыплешь щедрою рукою Свое богатство по земли. Великое светило миру, Блистая с вечной высоты На бисер, злато и порфиру, На все земные красоты, Во все страны свой взор возводит, Но краше в свете не находит Елисаветы и тебя. Ты кроме той всего превыше; Душа ее Зефира тише И зрак прекраснее рая… Затаив дыхание, Рита слушала музыку прекрасных слов. Как многое переменилось с тех пор, как она покинула Россию! Откуда взялись эти новые, не слышанные ею раньше слова, откуда эта несказанная красота стиха, какой не знают и в самой Франции ее самые знаменитые стихотворцы? Откуда это богатство мысли и яркость образов? Рита старалась не пропустить ни одного из тех слов, что бросал в зале Ломоносов. Когда на трон она вступила, Как Вышний подал ей венец; Тебя в Россию возвратила, Войне поставила конец; Тебя прияв, облобызала: «Мне полно тех побед, – сказала, - Для коих крови льется ток. Я россов счастьем услаждаюсь И их спокойством не меняюсь На целый Запад и Восток». Рита повернула голову к государыне. Она думала, глядя на очаровательное лицо задумавшейся о чем-то государыни: «Маленькою своею, изящною, – Рита точно снова ощутила прикосновение своих губ к руке императрицы и нежный, чуть слышный запах амбры, – но и какою властною, подлинно петровской рукой императрица все повернула в сторону красоты, веселья и счастья мирного жития». Напротив нее слышнее стал разговор молодых сержантов с дипломатом. Один сержант, критикуя слова Ломоносова, – и это показалось Рите святотатством, – обращаясь к другому, сказал по-русски: – Враки, батюшка, враки… Придворная низкая лесть. Хороши тишина и мир. Я чаю, загнет Фридрих Степану свет Федоровичу салазки и всыпет ему горяченьких. – Ты думаешь? – сказал другой. – А почему нет? – Наш солдат посильнее будет пруссака. – Возможно, и так, но пруссак защищает свое достояние, а мы идем и сами не знаем, для чего. Нас гонят вот они, – он кивнул головой на француза. – Маркиз Лопиталь сказал Шувалову, может, и не только что сказал, – похлопал он себя по ладони, – а мы и растаяли… Ах, Франция, ах, Франция хочет сего… Долг союзника! И пошла писать история! – Но… тут совсем другое… Ты знаешь, как болезненно она ощущает все, что касается дел ее отца. Пока не занята нами Курляндия – дело Петрово не завершено, отсюда… – Отсюда нас гонят завершать петровское дело, а завтра могут погнать завершать фридриховское дело, ибо мы все под Богом ходим, и если с государыней что-либо случится, ты понимаешь, кто ей наследовать будет?.. Налево кругом!.. Они мешали Рите слушать Ломоносова. Не слушать их она не могла. Она так привыкла в свои молодые годы прислушиваться к тому, что говорилось в казармах, чем дышала солдатская и офицерская молодежь, что и теперь не пропустила ни одного из тихо и осторожно сказанных слов. Рита думала: неужели Тайная канцелярия, хватающая офицеров и солдат и бросающая их на дыбу для сечения плетьми, необходимое для государства учреждение, неужели и точно не может быть в России такими прекрасными словами воспетой тишины! Вот начинается война, и чем полны умы молодежи?.. Не мечтами о подвигах и победах, но критикой своей монархини, и какой прекрасной монархини, опасением наследника, который имеет другие взгляды, чем его тетка… Неужели благо людей и государства зависит от одного человека… Рита пропустила несколько куплетов, сказанных поэтом в то время, как она слушала болтовню молодых сержантов. Она досадовала на себя. Наконец взяла себя в руки и заставила слушать, что говорил Ломоносов. Его голос звучал вдохновеннее, громче и сильнее. В полях кровавых Марс страшился, Свой меч в петровских зря руках, И с трепетом Нептун чудился, Взирая на Российский флаг. В стенах внезапно укрепленна И зданиями окружение, Сомненная Нева рекла: «Или я ныне позабылась И с оного пути склонилась, Которым прежде я текла…» Образы увлекали Риту, они мешали ей слушать. И точно не слышала Рита запаха гнилого дерева и тины на Неве, не видела в седом инее, как в бороде, замерзших водорослей, свисающих с деревянных столбов набережной. Когда проходила эти дни по Неве, видела: гранитный парапет, подернутый серебряным инеем, и в нем белую Неву, как в драгоценной раме. О вы, которых ожидает Отечество от недр своих И видеть таковых желает, |