Онлайн книга «Свидетельница»
Двое – это Юля Зуйко и Саша Шадт. Оба они живут дома с бабушками. Эти дети приходящие, они обогреты и обласканы теплом своих бабушек. Иногда мне хочется сказать этим бабушкам: «Заберите отсюда детей! Отдайте их в нормальную школу! Пока не поздно!» Но что я буду делать без этих детей и без этих бабушек? К концу урока возвратилась Грошева – тихая, смирная. Она не смотрела на меня. – Садись, Карина, – разрешила я. На математике новое ЧП – Ширяев расковырял бородавку. – У меня кровь, – показал он, и сидящая рядом Оля Ланочкина побледнела. – От бородавки бывает заражение крови, – компетентно заявил Скворцов. – Бородавка – как родинка. У Ширяева задрожала губа. Снова у нас медсестра. – Да я у вас скоро пропишусь, второй «Б»! – шутит она. Мне не до шуток. Я вымотана двумя уроками напрочь. Мне срочно необходимо человеческое участие. После второго урока у меня окно, я отправилась искать Анжелу. Это наш школьный психолог, и еще она выполняет работу воспитателя. Мы близки по возрасту, и поэтому иногда чаевничаем вместе. Увидев меня, Анжела включила электрический чайник и вытряхнула из сумки конфеты «Коровка». Я взяла чашку – руки у меня тряслись. – Не могу больше. Чувствую себя беспомощной с этими детьми. Они меня с ума сведут. – Съешь конфетку, – улыбнулась Анжела. Слушая меня, она никогда не делает сочувствующего лица. Может быть, благодаря этому я выдерживаю здешнюю школьную жизнь. – Ненавижу понедельники. В этот день мои дети неуправляемые. У них просто крышу сносит. Моя Грошева в этот день просто безумная. – Понедельник – день тяжелый, – согласилась Анжела, наливая чаю. – Может, дело в том, что они за выходные от дисциплины отвыкают? – Мимо. – Анжела вынула пакетик с чаем и с видом факира закрутила нитку. – Сразу видно, что ты уроки ведешь, а по интернату дежуришь редко. – Ну так раскрой мне секрет! Анжелка любит обжигающе горячий чай, я же пью, когда он немного остынет. – По выходным они ждут своих матерей. К некоторым ведь приходят, навещают. Остальные тоже ждут хоть кого-то. Чуда ждут. Это мучительно для интернатских – выходные. Кто-то уходит в гости к родственникам, но большинству некуда идти. – Ну, это я могу понять – взрослые не приходят, взрослые виноваты… Но моя Грошева кидается на детей. Иногда мне кажется, что она кого-нибудь покалечит! Прошлый раз она швырнула Репину о подоконник, та подбородок до крови разбила! – Ну, Карина – особый случай. А взрослых она готова обожать, правда? – Да. – Я удивлена. – Ты знаешь почему? – Ты просто, Свет, не очень еще изучила своих учеников. А мне пришлось. У меня на них досье. Твою Грошеву родила мать-малолетка. Бедолаге пятнадцати не было, когда залетела. Вот и представь – подружки на танцы бегут, по женихам, а у нее орущее чадо в подоле. – А бабушка? – Бабушка такая же непутевая, как мать. Ты, говорит, родила, сама и расхлебывай. И вот мать-малолетка одна, с орущим кульком, который раздражает. Весело? – Ну и? Анжелка подлила себе еще чаю и взяла конфету. – Мать твоей Грошевой лупила свою дочь с пеленок. Повод был не нужен, Карина виновата уже в том, что родилась. Знаешь, как она ее воспитывала? Она швыряла ее об стенку, таскала за волосы, привязывала к кроватке. Девчонка готова была ползать перед ней на карачках, лишь бы заслужить одобрение, хоть один ласковый взгляд, хоть намек на улыбку. Но получала одни пинки. И это – от самого близкого и любимого человека. А чего ждать от остального мира? Мой чай остыл, я забыла про него. – Ненависть – это обычный язык общения, которому обучила мать. Теперь Карина борется за каждую каплю любви взрослого человека, зная, что дети заслуживают лишь ненависть. Я слушала Анжелу, и меня слегка подташнивало. – Откуда ты все это знаешь? Я читала личные дела. Там лишь скупая строчка – мать лишена родительских прав. Там нет подробностей, это я знаю точно. – Судья – моя знакомая. Она вела дело Грошевой. А иск подали соседи, которые все это наблюдали. Ты пей чай-то, остыл уже совсем. В дверь заглянул Паша Скворцов. – Ты почему не на физкультуре? – поинтересовалась я. – У меня освобождение. Я к вам, мне нужно… Скворцов покосился на Анжелу – при ней он говорить не станет. Психолог для детей что-то близкое слову «псих». Воспитатели пугают психологом. Пришлось спуститься в свой класс. – Что у тебя, Паша? Скворцов достал из парты пакет и положил его передо мной. Вид у мальчика был хмурый и обиженный. – Я это не надену. – Что это? В пакете лежали новые серые брюки с биркой. Я слышала, что в субботу интернатским выдавали одежду. Брюки как брюки. – Мне таких не надо, – запыхтел Скворцов. – Почему? – Они велики. И вообще, такие никто не носит. – Зато это бесплатно, – напомнила я. – Ты подходил к завхозу, чтобы обменять? – Она сказала, что других нет. – И ты принес мне… Скворцов замолчал, я тоже. У меня внутри закипел протест. Анжела советует перед тем, как что-то сказать детям, в уме досчитать до десяти. Или выпить стакан воды. Я начала считать. – Если бы я умела шить, Паша, я бы ушила их для тебя. Но я не умею. Скворцов пожал плечами. Его мало волновали мои проблемы. Он требовал свое. – Я такое не надену, – повторил он. – Всем дали нормальные, а мне какие-то уродские. – Тогда отдай своей маме, и пусть она ушьет их для тебя. – Я понимаю, что использую запрещенный прием. Рядом со своими учениками я не чувствую себя взрослой и обижаюсь, как на равных. Ну в конце концов, почему он требует с меня, а не требует с матери? Это ее обязанность! Возникла небольшая заминка, но Скворцов нашел оправдание: – У нас нет швейной машинки. – И что же ты предлагаешь? – недоумевала я. – Я не знаю. Заберите. Мне не надо. – Он упрямо гнул свою линию. – Мне – тоже! – возмутилась я. Я знаю одно – с этими детьми нельзя раскисать. Нельзя показывать слабость, нельзя им потакать. Нужно тоже гнуть свою линию. – Ты пойми, Паша, я – учительница. Я отвечаю за то, чтобы ты умел читать и писать. А также чтобы ты научился считать. Это тебе пригодится в жизни. Мне хотелось сказать: «А одеждой должна заниматься твоя мама. Но твоя мама пьет. И я ее ни разу не видела. Она не была ни на одном родительском собрании. Она не хочет даже прийти и поинтересоваться, как учится ее сын-второклассник, что он ест и кто его товарищи…» |