Онлайн книга «Загадка песков»
|
Эти беседы имели обоюдную пользу. Я всегда был силен по части щегольнуть знанием общих принципов высоких государственных материй, но даже помыслить не мог о таком вульгарном деле, как приложение их к практике. У меня всегда вызывали раздражение надоедливые паникеры, которые скрывают полную свою неосведомленность под трескучими фразами и ни на минуту не прерывают своей пессимистической песни. Чтобы прозреть, мне потребовалось столкнуться с Дэвисом – человеком, которого нельзя не уважать. Спору нет, за ним водится привычка пересыпать свою сбивчивую речь жаргонными словечками (что подчас, особенно в минуты крайнего его возбуждения, производит весьма причудливое впечатление), а иногда перемежать их выражениями, достойными пера журналиста или парламентского оратора. Но все это мелочи, ибо глубочайшую убежденность в своей правоте он черпал, как кажется, прямо из сердца самого моря. Диванный критик – это одно, а загорелый самоотверженный подвижник, подогреваемый личным недовольством, стремящийся к действию, пусть и ценой лишений, готовый внести свой вклад в великое дело сохранения морского владычества Британии, – совсем другое. Сами ветер и волны давали ему силы. Дэвис, как я подозреваю, сросся с румпелем и выстраивал свои аргументы с его помощью. Разговор с ним был – как глоток свежего воздуха посреди спертой атмосферы клубов, где люди щеголяют учеными словечками, разбрасываются громкими фразами, чтобы потом выйти и все забыть. В наших беседах мы превращались в бисмарков и роднеев [46], повелевали флотами и нациями и, не стану спорить, подчас уносились в своих фантазиях очень далеко. На деле же речь шла о двух молодых джентльменах в семитонной прогулочной яхте, одержимых любительским интересом к гидрографии вкупе со стремлением исполнить свой гражданский долг. Но у Дэвиса не возникало ни тени сомнения. Однажды вступив на избранный путь, он устремился к цели с верой и настойчивостью ребенка. Ведь то был его «шанс». Глава XI
Следопыты Ближе к вечеру второго дня наша флотилия достигла Эльбы у Брунсбюттеля и была препровождена во внутренний бассейн, пережидать, пока огромный лайнер, визгливый, как капризное дитя, осторожно пройдет шлюз. Пользуясь заминкой, Дэвис оставил меня за старшего, а сам юркнул на берег, захватив канистру и бидон для молока. Вдоль пристани от судна к судну расхаживал чиновник в мундире и заверял бумаги. Я предъявил ему квитанцию об оплате сбора, которую он подмахнул не глядя. Потом таможенник вдруг остановился и поскреб в затылке. – «Дультшибелла»? – пробормотал он. – Кажется, так. Англичанин? – Да. – Маленький прогулочный куттер, все так. Вами тут интересовались. – Кто? – Ваш друг с большой яхт-баржи. – А, все ясно. Он, как понимаю, шел в Гамбург? – Не угадали, капитан. Как раз наоборот. К чему этот человек клонит? Похоже, его что-то сильно забавляет. – Когда это было? Недели три назад? – с безразличным видом спросил я. – Три недели? Ничего подобного: не далее, как третьего дня. Какая жалость: вы с ним разминулись совсем на чуть-чуть! Чиновник хмыкнул и подмигнул. – А сообщения он не оставил? – Справки наводила дама, – шепнул немец, осклабившись до ушей. – Неужели?! – воскликнул я, чувствуя крайнюю растерянность, но вместе с тем и растущее любопытство. – И она спрашивала насчет «Дульчибеллы»? – Herrgott! [47] Еле от нее отвязался! Висела надо мной, пока я не перерыл все книги. «Она такая маленькая, – все твердила она. – Вы, точно, все суда записываете?» Я видел, как она села в крошечную лодочку и погребла под дождем. Нет, записки дама не оставила. Слишком скверная стояла погода, чтобы юной фройляйн прогуливаться одной. Ах, впрочем, с ней ничего не случилось! Любо-дорого было посмотреть, как управляется она с веслами! – И яхта ушла вниз по реке? Куда она направлялась? – Откуда мне знать? Бремен, Вильгемсхафен, Эмден? В общем, куда-то на Северное море. Слишком далеко для вас. – Это мы еще посмотрим, – раздухарился я. – Что? Неужто и вы туда? Вы разве не в Гамбург следуете? – Мы можем и передумать. Так жаль, что мы разминулись с друзьями. – Подумайте хорошенько, капитан. В Гамбурге найдется довольно красивых девушек. Впрочем, от вас, англичан, стоит ждать чего угодно. Viel Glück! [48] И он, посмеиваясь, зашагал к следующему судну. Вскоре подоспел и Дэвис, нагруженный канистрами и буханками свежего ржаного хлеба. И как раз вовремя, потому как лайнер уже прошел, наша флотилия начала потихоньку втягиваться в шлюз и Бартельс стал уже нервничать. – Они десять дней тянуться будут, – проворчал он, когда «Йоханнес» со все еще присосавшейся к его борту, словно рыба-прилипала «Дульчибеллой» последовал за общей массой. Последние несколько минут перед тем, как шлюз опустел, мы скоротали в прощальном разговоре с Бартельсом. Карл тем временем завел грота-фал на брашпиль и развил на вороте бешеную деятельность. Покрытая копной волос, голова его дергалась, по лбу стекали крупные капли пота. Потом ворота шлюза отворились и под гомон голосов, визг блоков и скрип рангоута вся наша честная компания выплеснулась в серое лоно Эльбы. Набирая под воздействием ветра и течения ход, «Йоханнес» устремился к середине фарватера. Последнее рукопожатие, и вот Бартельс отдает швартов и мы разделяемся. – Gute Reise! Gute Reise! [49] Махать рукой вслед времени не было, потому как приливное течение подхватило и закружило нас. И только когда мы, поставив стаксель, прибились к неглубокой бухточке и бросили якорь, у нас появилась возможность вспомнить о нашем друге. Но к тому времени его галиот и другие суда уже растворились в сгущающихся на востоке сумерках. Мы прижались к гласису [50] из липкого голубоватого ила, за которым поднималась поросшая травой насыпь. Далее же простиралась плоская, бесцветная, напитанная влагой равнина; напротив нас, милях в двух, смутно виднелся в сумерках другой берег. Между ними несла свои воды разбухшая Эльба. «Как Стикс, текущий чрез Тартар» [51],– подумал я, сравнивая этот пейзаж с иными из наших стоянок на Балтике. Едва был брошен якорь, я поделился новостями с Дэвисом, инстинктивно до последнего избегая открывать пол интересовавшегося нами, как это сделал и мой источник. |