Книга Дед, страница 69 – Михаил Боков

Виктор Сергеевич поднялся, затянул тесемки рюкзака.

– Ну, тогда сами выкручивайтесь. До населенного пункта дойдем вместе, а там будем прощаться, – он грустно улыбнулся. – Жаль мне вас, Андрюха. Хорошие вы.

Ганин чуть не поперхнулся от злости: «Жаль ему! Похолодел кровью, забоялся ветряных мельниц – теперь выдумал жалеть их!» Впрочем, насчет того, что мельницы – ветряные, оставались большие сомнения. И вновь будто обдало холодом: «А вдруг и правда в этот раз не проскочим?»

– Жалеть нас нечего! – крикнул он удаляющейся фигуре. – Себя жалейте! Что напугали вас. Что стали старый.

После рассвета оставались у людей несколько часов счастья. Тянуло свежестью, пахло травами и рекой. Мир выползал из своих нор – жужжал, чирикал и щебетал, стремясь сделать свои дела до того, как солнце встанет в полную силу.

Жалко было тратить это время на бегство. Им бы любоваться, лежать, покуривая, и смотреть на буйство жизни вокруг, а иногда – и выпить не грех, пусть прошибет! Но идти было надо: неизвестно, какая хмарь наступала им на пятки.

К шести утра выстроились гуськом – сосредоточенные, злые – и сразу задали походный темп. Шли по карте, которой теперь то ли верь, то ли не верь. Чтобы сбить с толку преследователей, пошли не к ближайшей деревне, а крюком – к той, которая отмечена на карте подальше, и уже оттуда решено было расходиться в разные стороны.

Стучал по спине Андрюхи Ганина добытый княжеский меч. Упаковал его Андрюха бережно, замотал в брезентовую холстину, подвязал бечевой. Пыхтел Андрюха, а меч знай ему нашептывал, подзуживал: «Богатым ты стал, паря, пришел к успеху. Теперь до конца жизни на дядю работать не надо. Теперь ты сам – дядя». Шел Ганин, и мысль эта растворялась в нем, как капля чернил в воде: дядя он теперь, или, как в деревне у братьев говорили, «шишка», намекая на это самое. Шишка – значит большое достоинство, богатей. Шишкой встал на земле.

В дороге почти не разговаривали, и каждый держал свою обиду. Виктор Сергеевич – на дуралеев, что его не послушались. Дуралеи – на него. Телевизионщики – на всех вместе: что не дали доснимать кино и даже сны досмотреть не дали. И с одной стороны, хочется в город и в тепло, а с другой – обидно, что втемную держат: ведь случилось что-то, вот и рвут когти. А что случилось – молчат.

Из всей команды разобиженных только Галя обиды ни на кого не держала.

Раз подступилась к Ганину.

– Андрюша, да объяснишь ты мне, в конце концов, что происходит? Куда мы так спешим?

Вместо ответа тот чмокнул ее в нос.

– Доберемся до места, расскажу.

– До какого хоть места?

– В город тебе не нужно пока? Ты же в лесу, на репортаже, по прямому указанию губернатора?

– Не нужно, – согласилась Галя. – На репортаже.

– Едем тогда в Дубки твои?

– Как в Дубки?

– А так! Едем, Галя? Так ты это вкусно рассказывала, что прямо душу разобрало. Едем? Поживем там, отдохнем от дел. А репортаж, если хочешь, я тебе сам сочиню.

– Куда же ребят денем, киношников?

– Ребят по домам, киношников в город. Мы это ночью решили: разбегаемся, кончаем сезон. Устали все как черти, третий месяц лазаем по лесам как бирюки. Хватит. Пора и жирку наесть.

– Постой-ка, Андрей, – не отставала Галя. – Это что у тебя за ухом? Кровь запеклась?

«Фу-ты ну-ты, – досадливо ежился Ганин. – Заметила все-таки. Ну, ничего, доедем до Дубенки, все расскажу. Все».

– Это, Галюшка, я об ветку распорол. Пока ночью решали, как быть, в темноте и налетел.

Сказал и сам понял, как неправдоподобно получилось. Виновато отвел глаза, ускорил шаг. Меч стукнул по заднице – хорошо хоть про него Галя пока не спрашивала.

К полудню сели перекусить. Нарезали черного хлеба. У Виктора Сергеевича, продолжавшего, несмотря на ссору, нести тяготу эконома, нашелся в рюкзаке сыр. Серегу выставили стражей: смотреть, чтобы не застали врасплох. Он отошел от обедающих, взобрался на небольшой пригорок, сел. Приложил ладонь козырьком ко лбу, стал наблюдать.

– Это чего? – спросил кучерявый Игорь. – Никак Сергей в дозоре?

– Много ты понимаешь, – одернули его. – В армии не служил, а все дозоры мерещатся. Загорает Серый.

Игорь глянул на Солодовникова-младшего. Тот восседал словно монгольский хан, обмотав голову майкой и накинув на плечи куртку, чтобы солнце не так жгло. Игорь хмыкнул, оставил ответ без комментариев.

Поев, засобирались дальше. Телевизионщики заметно подустали за переход. Чтобы не терять времени, Ганин и команда взялись нести их аппаратуру и генераторы. Взвалив на плечо тяжеленный кофр с камерой, Ганин надеялся таким образом еще и устраниться от разговоров с Галей. Придерживая кофр с одной стороны рукой, а с другой – собственным ухом, он напрягался и проклинал телевидение, но зато как бы отрезал себя от общения. Впрочем, Галя и не приставала больше. Шла, сосредоточенно жуя травинку, думала о чем-то. О чем? Ганин попробовал подглядеть за ней, но с черным ящиком на плече это было невозможно. Цифровой век, ругнулся он про себя, сердце научились пересаживать, а сделать телевизионную камеру поменьше – нет.

Его мысли озвучил Серега, тащивший мотки проводов.

– Вот не понимаю я. Мобильный телефон – в мизинец толщиной, а снимает не хуже ваших камер. И проводок у него всего один, тоненький, сунул в розетку – и все. У вас что, на киностудии не видали таких?

– Во-первых, не на кино-, а на телестудии, – поправил его Игорь. – Во-вторых, как вы можете сравнивать? Это «Бетакам»!

– Бетакам-хренакам, – Серега ворчал. – Заведут себе железок, а ты носи за всеми. Ну, если в кино меня плохо покажешь – приеду в город, найду.

Игорь притих. На ходу буркнул себе под нос:

– Гопник!

Населенный пункт выехал им навстречу, как лошадка на карусели. Там и сям вдруг повырастали домики – кривенькие, покосившиеся, с обтертыми наличниками. За ними пошли поновее и побольше. Появились каменные трехэтажки, проплыла детская площадка с качелями и железным грибом – во всей красе открывалось им село Вяземское, то самое, которое на карте было вторым по дальности от Мысков.

– Магазин! – увидев вывеску, обрадовались братья. – Ща накупим всего!

– Погоди с магазином, – оборвал благой порыв Виктор Сергеевич. – Сначала автовокзал найдем.

Спросили у местных баб. Те махнули рукой – туда, мол. Сказали: село небольшое, две дороги и три козы. В одну сторону дороги ведут к лесу – это откуда вы пришли. В другую – автовокзал, там вся жизнь: шашлыки жарят, пиво на розлив, люди, ларьки. Не ошибетесь, короче.

Пошли, куда показали. По дороге спросили еще мужика, правильно ли идут. Правильно, подтвердил мужик. Добавил: село небольшое, две дороги и все к вокзалу. Будь оно проклято, село это, всю жизню перепортило – и плюнул.