Книга Хиппи, страница 44 – Пауло Коэльо

– Сегодня я несколько часов просидела на другом берегу, глядя, как струится вода. Вспоминала, как жила до сегодняшнего дня и мужчин, которых знавала… Казалось, так я буду вести себя всегда. Но я устала от самой себя.

И я спросила – почему же я такая? И одна ли я такая или есть другие люди, не наделенные даром любить? В моей жизни было много мужчин, готовых ради меня на все, но я не любила никого из них. Порой мне казалось, что вот он – мой волшебный принц, но чувство это длилось недолго, и уже очень скоро мне становилось невыносимо рядом с этим человеком, как бы внимателен, ласков и нежен он ни был. Я не вдавалась в пространные объяснения, а говорила все как есть – а они чего только ни пробовали, чтобы снова завоевать меня… Все было впустую. Стоило разлюбленному прикоснуться к моей руке в попытке оправдаться – и меня передергивало от омерзения.

Были и такие, кто грозил покончить с собой – по счастью, угрозами все и ограничивалось. Я никогда не ревновала. На каком-то этапе моей жизни, пройдя грань двадцати лет, я подумала, что больна. Верность была мне чужда органически – я заводила любовников, даже когда была связана с мужчинами, готовыми ради меня на все. Я познакомилась с одним психиатром – или психоаналитиком, сейчас уж не помню – и мы с ним поехали в Париж. Вот он-то и заметил это – впервые – и тут же посыпались рекомендации: тебе нужно обследоваться… полечиться… в организме не хватает какого-то вещества, которое вырабатывают железы… Вместо лечения я вернулась в Амстердам.

Как ты, наверно, догадываешься, мне ничего не стоит обольстить мужчину. Но, добившись своего, я тут же теряю к нему интерес. Отсюда и моя затея с Непалом: я думала, что никогда не вернусь оттуда, а буду стареть, взращивая в душе любовь к Богу – но, признаюсь тебе, я пока только воображаю себе эту любовь… и не вполне уверена, что она во мне есть.

Так или иначе, я не нашла ответа на этот вопрос, не захотела обращаться к врачам, а решила просто исчезнуть из этого мира и посвятить жизнь созерцанию. И – ничему больше.

Потому что жизнь, лишенная любви, ничего не стоит. Что это такое? Бесплодное дерево. Сон без сновидений. Порой. А порой – невозможность уснуть. Это – день за днем ждать, когда солнечный луч скользнет в черную, наглухо закрытую комнату: ты знаешь, что от этого замка есть ключ, но не желаешь отпереть дверь и выйти оттуда.

Голос ее начал подрагивать, словно от подступающих слез. Пауло придвинулся к ней и хотел обнять, но Карла отстранилась.

– Это еще не все. Я всегда умела очень искусно манипулировать людьми и оттого так поверила в себя и в свою исключительность, что говорила себе самой: я безраздельно отдам себе только тому, кто сумеет меня укротить. И такой мне до сих пор не встретился.

Она обернулась к нему, и в глазах у нее вместо так и непролившихся слез блеснули искры.

– Почему ты оказался здесь, в этом сновиденном месте? Потому что я этого захотела. Потому что мне был нужен спутник, и я решила, что ты подходишь на эту роль идеально при всех твоих закидонах – ты танцевал с кришнаитами, притворяясь свободным человеком, ты пошел в Дом Восходящего солнца, чтобы показать свою отвагу, хотя на самом деле это – глупость. Согласился съездить на мельницу – подумать только, на мельницу! – так, будто собирался взглянуть на каналы Марса.

– Ты же настояла.

На самом деле Карла не настаивала, а всего лишь предложила, но, видимо, предложения ее обычно воспринимались как приказания. Она не стала ничего объяснять и продолжала:

– И именно в тот день, когда мы вернулись с мельницы и направились по моим – и только моим делам: покупать билет до Непала – я поняла, что влюблена. Никаких событий не произошло, тот день ничем не отличался от предыдущего, ничего такого не было ни сказано, ни сделано… абсолютно ничего. Но я влюбилась. Хоть и знала, что как и раньше, как всегда, любовь моя будет недолгой – ибо ты совершенно не тот, кто мне нужен.

Я решила подождать, пока само пройдет. Но – не проходило. Более того – когда начались разговоры с Миртой и Райаном, я стала ревновать. Мне приходилось раньше испытывать зависть, ярость, неуверенность – но ревность? В моем мире не было места этому чувству. Мне казалось, что вы должны уделять все внимание мне, такой независимой, такой красивой, такой умной и такой решительной. Так что, я решила, что ревность моя объяснялась не твоим интересом к другой женщине, а тем, что в центре внимания оказалась не я.

Карла сжала его руку.

– А сегодня утро, глядя на реку и вспоминая ту ночь, когда мы плясали вокруг костра, я вдруг поняла, что это – не страсть и не влюбленность. Это любовь. Даже после нашей близости прошлой ночью, когда ты оказался никуда не годным любовником, я продолжаю любить тебя. И когда сидела на берегу пролива, я продолжала любить тебя. Я знаю, что люблю тебя – и что ты меня любишь. И что мы можем провести остаток жизни вместе – будь то в пути, в Непале или в Рио, или на необитаемом острове. Я люблю тебя и нуждаюсь в тебе.

И не спрашивай, зачем я все это говорю. Я никогда никому такого не говорила, и ты знаешь, что говорю я правду. Я люблю тебя и не желаю искать объяснений своему чувству.

Она повернула к нему голову, ожидая, что Пауло поцелует ее. Он и поцеловал – но как-то странно, и сказал, что пора бы уж в Европу, в отель: день сегодня выдался трудный, бурный, с сильными чувствами и потрясениями.

Карле стало страшно.

А Пауло – еще страшней: по правде говоря, он пережил с ней чудесное приключение – там были минуты истинной страсти, минуты, когда он хотел бы вечно быть рядом с ней, но все это уже миновало.

Нет, он не любил ее.

Путешественники завтракали, делясь впечатлениями и строя планы. Карла уже не в первый раз появлялась здесь одна, а когда ее спрашивали о Пауло, говорила, что он хочет использовать каждую секунду, чтобы постичь танцующих дервишей, и потому по утрам встречается с теми, кто учит и наставляет его.

«Памятники старины, мечети и прочие чудеса Стамбула могут подождать, – сказал он мне. – Никуда не денутся. А вот то, чему я учусь, может со дня на день сгинуть без следа».

Попутчики приняли это к сведению. В конце концов, насколько они знали, Пауло и Карла не были близки, хоть и делили один номер на двоих.

Когда вернулись из Азии, после ужина у них был поистине волшебный секс, и удовлетворенная Карла – вся в обильной испарине – была готова на все ради этого мужчины. Вот только говорил он с ней все реже и меньше.

Она не решалась задать хрестоматийный вопрос «ты меня любишь?», просто потому, что не сомневалась в этом. Ей хотелось теперь отрешиться хоть немного от своего себялюбия и отпустить его туда, где он встречался с этим французом и изучал суфизм – потому что это была единственная в своем роде возможность. Юноша, похожий на Распутина, пригласил ее в музей Топкапи, но она отказалась. Райан и Мирта звали ее с собой на рынок – они так увлеклись достопримечательностями, что чуть было не забыли о главном: как живут здесь люди? Что они едят? Что покупают? И Карла согласилась. Договорились, что пойдут завтра.