Онлайн книга «Лес Мифаго. Лавондисс»
|
Из лесной страны вышел зверь. Призванный Ясенью, он ушел из своего старого места, чтобы насытиться плотью тех, кто жил здесь. Она закончила свою работу. Охотник сделает остальное. Судьба деревни решена. А ей предстоит долгое путешествие, пока она не найдет следующее место и время, которые назовет ее повелитель в этом мире. Но прежде она сделала маленький холмик из земли и ме́ла, написала имя Кьюина на сломанном сучке и похоронила его вместе с кусочком кости ее умершего сына. Таллис закончила историю. Мистер Уильямс какое-то время обдумывал то, что услышал. – Я ничего не понял, – наконец признался он. Краска вернулась на щеки Таллис. Она поправила волосы и глубоко вздохнула, как если бы избавилась от большого напряжения. Потом удивленно посмотрела на него: – А что тут непонятного? – Эта женщина – Ясень – действительно призвала демона? – Не демона. Охотника. – Но она призвала его, чтобы уничтожить деревню и юного Кьюина. Почему она убила юношу? Таллис пожала плечами: – Не думаю, что она хотела его смерти. Она только выполняла свою работу. Призвать Охотника. – Но почему? – Не знаю! – раздраженно ответила Таллис. – Спроси ее! Я думаю, что у нее не было настоящей силы. Все ее пророчества шли от Охотника, и она с удовольствием делала бы добро, но так не бывает, и, в конце концов, она всегда призывала бурю. Мистер Уильямс посмотрел на нее: – То есть она всегда призывала его. Разрушителя. Таллис подняла руки, ладонями вверх, как бы сдаваясь: – Да. Во всяком случае, мне так кажется. Деревня девять раз удачно поохотилась. И ничего не заплатила. – Но, судя по твоей истории, Кьюин и Охотник – одно и то же. – Конечно, – ответила Таллис. – Кьюина забрал лес. Взял его темную часть и сделал из нее Охотника. Именно это должна была сделать Ясень. Неудивительно, что она говорила так двусмысленно. – И все-таки я кое-что не понимаю, – сознался мистер Уильямс. – Например, эта кость, в конце. Она чья? Неужели Кьюин сын Ясень? – Это только история, – вздохнула Таллис. – Она произошла много лет назад, но я рассказала тебе очень недавнюю версию. – Насколько недавнюю? – спросил мистер Уильямс и очень удивился, услышав ответ: – Самое большее несколько сотен лет. – Несколько сотен лет. Откуда ты знаешь? – Мне подсказали, – озорно ответила Таллис. – А, конечно. Но если бы я был тобой, я бы придумал конец получше. Таллис замотала головой, возмущенная предположением: – Тогда бы я изменила историю. – Да. К лучшему. – Но ты не можешь изменить то, что есть, – с раздражением сказала она. – История существует. Она – реальность. Если я изменю ее, я что-то изобрету, и она станет нереальной, вымышленной. – Или улучшенной. – Бессмыслица. Это же не сказка. Не Энид Блайтон [48]. Это реальность. Почему ты не понимаешь? Если к тебе приходит прекрасная мелодия, ты записываешь ее такой, как она есть… – Конечно. – И ты же не меняешь ее потом. – Иногда меняю. Таллис его слова ошеломили. – То есть оригинальная версия была плохой? – Оригинальная версия… – Мистер Уильямс тряхнул головой в молчаливом изумлении. – Услышать такое от тринадцатилетней девочки… Таллис, раздраженная, выпрямила спину и отвернулась от него, хотя и не встала с камня. – Не дразнись, – сухо сказала она. – Извини. Но все равно я не согласен. История и мелодия, они приходят как кусок волшебства… – Да. Я знаю. – Но они принадлежат тебе. Ты можешь делать с ними все, что пожелаешь. Изменить их, как тебе понравится. Сделать их своими, личными. – Сделать их нереальными. Если ты изменяешь историю, ты изменяешь жизнь. – Я уверен, что не изменяешь. – А я уверена, что изменяешь, – резко возразила она. – То есть ты говоришь мне… – он попытался собраться с мыслями. – Ты говоришь мне, что если опять расскажешь эту историю и заменишь молодую женщину на молодого человека, то где-то в прошлом у этой молодой женщины внезапно вырастет борода? Таллис рассмеялась. – Не знаю, – сказала она, – но вполне возможно. – Смешно. – Но истории, они такие хрупкие. Как человеческие жизни. Достаточно неправильно сказанного слова, и они изменятся навсегда. Если ты услышал прелестную мелодию и изменил ее, новая мелодия, быть может, тоже прелестна, но первую ты потерял. – Но если я не изменю первую, я потеряю вторую. – Кто-то другой сможет обнаружить ее. И она родится. – А что, первая не сможет? – Да, – твердо сказала Таллис, хотя в душе немного смутилась. – Она уже пришла к тебе. Если ты ее отвергаешь, то теряешь навсегда. – Ничто не может быть потеряно навсегда, – спокойно возразил мистер Уильямс. – Я знаю все, что знал когда-то; просто иногда я забываю, что знаю это. Все это было известно, Таллис, но давно забыто. Нужна особая магия, чтобы все вспомнить. – Мой дедушка говорил что-то похожее, – прошептала Таллис. – Вот видишь. Мудрый человек… – Но ты потерял свое детство, – сказала Таллис. – Оно никогда не вернется. Мистер Уильямс встал и прошелся вокруг упавших камней, ногами раздвигая траву, чтобы увидеть знаки огама. – Я в это не верю, – наконец сказал он. – Я хочу сказать в то, что оно потеряно. Да, иногда мне трудно вспомнить события детства. Конечно. Но ребенок еще живет во взрослом человеке, даже в таком старом, как я. – Он подмигнул Таллис. – Он всегда здесь, ходит и бегает в тенях более высоких и более молодых умов. И более мудрых. – Ты его чувствуешь? – Разумеется. Таллис уставилась в небо, думая об одной из своих масок: Синисало, увидеть ребенка в земле. Она поражалась этой маске еще тогда, когда делала ее. Что за ребенка можно там увидеть? Сейчас она начала понимать. Земля, она старая, но она помнит свою юность, и все еще можно увидеть ее невинность. Да: когда она вырастет, Синисало поможет ей увидеть тень ребенка, то есть тень ее самой. |