Книга Хозяин берега, страница 30 – Леонид Словин

«Бала и Хаджинур завезли сиятельного зампреда Рыбак-колхозсоюза в облисполком и занялись Вахидовым и рыбой… — подумал я. — Бала, должно быть, берёт объяснение, а Хаджинур созванивается с торгашами…» Ресторан на пристани ещё работал.

«Ниву» сильно заносило — я мчался, словно по наледи.

Скоро должны были появиться окрестности Восточнокаспийска железнодорожный переезд, замкнутый перемычкой кусок залива для сброса использованных вод, и дальше старый, Полуразрушенный пост ГАИ…

Внезапно далеко впереди я увидел ощупывающие дорогу полоски света, они показались мне удивительно короткими, словно отрубленными. Там шла машина. Вот её фары выхватили из черноты информационный щит ГАИ, поднятый под углом полосатый шлагбаум. Я резко прибавил скорость.

В город мы въехали почти одновременно. Незнание топографии города не позволяло мне двигаться параллельными улицами: я принуждён был держаться «на длинном хвосте».

Не удалось мне и разглядеть номер машины. Я понял только — передо мной был никакой не «газон», а обычный «Москвич». В полумраке было трудно определить его цвет, что-то подсказывало мне, что машина изрядно потрёпана и управляет ею никакой не ас, а любитель. И возможно, нетрезвый.

Так мы тянулись ещё некоторое время один за другим, пока неизвестный водитель неожиданно не свернул к Нахалстрою. Мы проскочили центр неряшливой площади с «Парикмахерской Гарегина», с основополагающими жизненными вехами — роддомом и приютом для престарелых. «Москвич» сделал ещё два-три поворота, и тут я его потерял.

Было темно. Я мгновенно прекратил преследование, главным было сейчас точно установить свои координаты, тогда утром можно продолжить розыск.

Я выскочил из машины. Прошёл вдоль улочки. Глиняные невысокие дувалы. Тусклый свет. Приземистые домики с прилепившимися к ним террасками. Сарайчики. Гаражи.

«Если я точно свернул за ним, машина должна стоять где-то здесь…»

«Второй тупик Чапаева» — значилось на табличке.

Я почти бегом вернулся в машину, включил зажигание.

Панельный жилой дом — с водной милицией и прокуратурой в угловом подъезде — не спал. Идя по двору, я слышал доносившиеся сверху отголоски детского плача, приглушённый смех, музыку.

Окна водной милиции были ярко освещены, словно там отмечалось торжество. Балюстрада водной прокуратуры выглядела тускло. В кабинете у Балы неярко горела настольная лампа.

— Прокурор области вас разыскивает, Игорь Николаевич» — объявил дежурный Баранов. — Он просил сразу ему позвонить.

— Что-нибудь произошло? — спросил я.

— Да нет. Всё нормально. Повезли осетрину сдавать — пока не вернулись.

— Следователь приехал?

— Сказал, уложит детей и приедет…

Я поднялся к Бале.

В кабинете было тихо. Мой помощник что-то быстро записывал. Напротив, обняв ладонями виски, беззвучно раскачивался на стуле Вахидов. Я понял, что он молится. Или плачет.

Я включил верхний свет. Вахидов поднял голову. Передо мной сидел человек, увидевший за моей спиной собственную смерть.

Я поманил Балу на балкон.

— Что случилось?

— Парфёнов в машине повёл себя резко. Сказал, что Вахидова надо расстрелять, как Умара Кулиева, потому что это экономическая диверсия спекулировать осетриной, когда простой народ голодает…

— Ну и подонок!

— Вахидов понял, что начальство от него открестилось. Сделает козлом отпущения… Сейчас он всё рассказывает…

— Всё?

— Или почти всё. Как выручал начальство. А заодно набивал карманы себе и им… — Бала выражался в не свойственной ему решительной манере. — По указанию областных властей он на протяжении ряда лет закупает у браконьеров икру и красную рыбу… Причём в большом количестве. В последнее время он приобрёл двести пятнадцать килограммов приготовленной кустарным способом паюсной икры…

— И куда икра пошла дальше?

— На стол к узкому кругу лиц. На подарки. В Москву.

— А что руководство комбината?

— Оно — в курсе. Всё оформляется через ОРС…

— А указания?

— Только устные. Ни письменных распоряжений — ничего! Собственно, мы как следует и не поговорили… Очень много звонков. Я не беру трубку, тогда звонят дежурному. Областной прокурор, директор саженого комбината — все уже знают — Парфёнов будто бы обвинил нас в провокации… Смешно!

Смешного было мало.

Бала не представлял себе людей, против которых мы выступили, и последствий нашего противостояния. За нечто совсем невинное по сравнению с этим я в один момент оказался по другую сторону Хазарского моря.

— На обыск к Вахидову уехали?

— Да. Хаджинур и обэхээсник. Сразу же, как мы вернулись.

— Бураков не приезжал?

— Его не нашли. Полковник Агаев в командировке.

— Сделаем так, Бала… Сейчас ты отсюда уедешь. — Он удивлённо посмотрел на меня. — Тут нам не дадут работать. Перевезём Вахидова на пристань… — Несколько дней назад полковник Эдик Агаев уступил нам часть причала, где мы могли поставить свой катер. Там же у нас было небольшое помещение со столом и несколькими стульями. — Магнитофон у тебя на месте? Я знал, что он держит в столе портативный магнитофон и кассеты.

— Тут.

— Возьми с собой. Обязательно запишешь его показания… — Я спешил, нервозность, моя передалась Бале. — Будешь продолжать без меня. Я приеду, как только освобожусь…

Вахидов, не слушая наш разговор, тягуче-безмолвно раскачивался на стуле.

— Пойдёмте с нами, — сказал я. Он покорно поднялся. Мы пошли к дверям. Бала хотел выключить свет, но я предупредил:

— Не надо. Только дверь запри!

В приёмной я нашёл ключ от чёрной лестницы, незамеченные, мы спустились вниз.

— Сюда? — Бала показал на бежевую «Волгу» Вахидова.

— Пусть стоит. Я отвезу вас сам.

Едва я вернулся, как в коридоре раздались шаги. Последним движением я выгреб из сейфа кучу бумаг, бросил на стол. И тут же кто-то без стука властно распахнул дверь.

— Могу?

На пороге стоял круглощёкий, спелый, как наливное яблоко, зампредисполкома Шалаев, который ещё на днях интересовался, не задерживали ли мы браконьеров с икрой. За ним выступал собственной персоной прокурор области Довиденко — длинный, под потолок, колосс на бог весть уж каких там ногах.

На Довиденко была «генеральская» — государственного советника юстиции — форма. Непонятно, почему он оказался в ней в столь поздний час. Может, надел специально? Чтобы покрепче надавить?

Кто-то третий — невидимый мне — подёргал дверь кабинета Балы, но, решив, что она заперта изнутри, отошёл.