Онлайн книга «О странностях любви... (сборник)»
|
— Вы курите сигары? — А, да! есть, есть; здесь они, здесь; вот, постойте… — Господин в енотах засуетился. — Фу, какой бестолков… черт! кажется, эта дверь… — Эта-эта-эта-эта-эта… — Эта-эта-эта… что вы орете? тише!.. — Милостивый государь, я скрепя сердце… вы дерзкий человек, вот что!.. Вспыхнул огонь. — Ну, так и есть, вот медная дощечка! вот Бобыницын; видите: Бобыницын?.. — Вижу, вижу! — Ти…ше! Что, потухла? — Потухла. — Нужно постучаться? — Да, нужно! — отозвался господин в енотах. — Стучитесь! — Нет, зачем же я? вы начните, вы постучите… — Трус! — Сами вы трус! — Уб-бир-райтесь же! — Я почти раскаиваюсь, что поверил вам тайну; вы… — Я? Ну, что ж я? — Вы воспользовались расстройством моим! вы видели, что я в расстроенном духе… — А наплевать! мне смешно — вот и кончено! — Зачем же вы здесь? — А вы-то зачем?.. — Прекрасная нравственность! — заметил с негодованием господин в енотах… — Ну, что вы про нравственность? вы-то чего? — А вот и безнравственно! — Что?!! — Да по-вашему каждый обиженный муж есть колпак! — Да вы разве муж? Ведь муж-то на Вознесенском мосту? Что ж вам-то? Чего вы пристали? — А вот мне кажется, что вы-то и есть любовник!.. — Послушайте, если вы будете так продолжать, то я должен буду признаться, что вы-то и есть колпак! то есть знаете кто? — То есть вы хотите сказать, что я муж! — сказал господин в енотах, как будто кипятком обваренный, отступая назад. — Тсс! молчать! слышите… — Это она. — Нет! — Фу, как темно! Всё затихло; в квартире Бобыницына послышался шум. — За что нам ссориться, милостивый государь? — прошептал господин в енотах. — Да вы же, черт возьми, сами обиделись! — Но вы меня вывели из последних границ. — Молчите! — Согласитесь, что вы еще очень молодой человек… — Мо-л-чите же! — Конечно, я согласен с вашей идеей, что муж в таком положении — колпак. — Да замолчите ли вы? о!.. — Но к чему же такое озлобленное преследование несчастного мужа?.. — Это она! Но шум в это время умолк. — Она? — Она! она! она! Да вы-то, вы-то из чего хлопочете! ведь не ваша беда! — Милостивый государь, милостивый государь! — бормотал господин в енотах, бледнея и всхлипывая. — Я, конечно, в расстройстве… вы достаточно видели мое унижение; но теперь ночь, конечно, но завтра… впрочем, мы, верно, не встретимся завтра, хотя я и не боюсь встретиться с вами, — и это, впрочем, не я, это мой приятель, который на Вознесенском мосту; право, он! Это его жена, это чужая жена! Несчастный человек! уверяю вас. Я с ним знаком хорошо; позвольте, я вам всё расскажу. Я с ним друг, как вы можете видеть, ибо не стал бы я так теперь из-за него сокрушаться, — сами видите; я же несколько раз ему говорил: зачем ты женишься, милый друг? звание есть у тебя, достаток есть у тебя, почтенный ты человек, что ж менять это всё на прихоть кокетства! Согласитесь! Нет, женюсь, говорит: семейное счастие… Вот и семейное счастие! Сначала сам мужей обманывал, а теперь и пьет чашу… вы извините меня, но это объяснение было вынуждено необходимостию!.. Он несчастный человек и пьет чашу — вот!.. — Тут господин в енотах так всхлипнул, как будто зарыдал не на шутку. — А черт бы взял их всех! Мало ли дураков! Да вы кто такой? Молодой человек скрежетал зубами от бешенства. — Ну, уж после этого, согласитесь сами… я был с вами благороден и откровенен… этакой тон! — Нет, позвольте, вы меня извините… как ваша фамилия? — Нет, зачем же фамилия? — А!! — Мне нельзя сказать фамилию… — Шабрина знаете? — быстро сказал молодой человек. — Шабрин!!! — Да, Шабрин! а!!! (Тут господин в бекеше несколько поддразнил господина в енотах.) Поняли дело? — Нет-с, какой же Шабрин! — отвечал оторопевший господин в енотах. — Совсем не Шабрин; он почтенный человек! Извиняю вашу невежливость мучениями ревности. — Мошенник он, продажная душа, взяточник, плут, казну обворовал! Его скоро под суд отдадут! — Извините, — говорил господин в енотах, бледнея, — вы его не знаете; совершенно, как я вижу, он вам неизвестен. — Да, в лицо-то не знаю, а из других очень близких ему источников знаю. — Милостивый государь, из каких источников? Я в расстройстве, вы видите… — Дурак! ревнивец! за женой не усмотрит! Вот он какой, коль приятно вам знать! — Извините, вы в ожесточенном заблуждении, молодой человек… — Ах! — Ах! В квартире Бобыницына послышался шум. Стали отворять дверь. Послышались голоса. — Ах, это не она, не она! Я узнаю ее голос; я теперь узнал всё, это не она! — сказал господин в енотах, побледнев как платок. — Молчать! Молодой человек прислонился к стене. — Милостивый государь, я бегу: это не она, я очень рад. — Ну, ну! ступайте, ступайте! — А чего ж вы стоите? — А вы-то чего? Дверь отворилась, и господин в енотах, не выдержав, стремглав покатился с лестницы. Мимо молодого человека прошли мужчина и женщина, и сердце его замерло… Послышался знакомый женский голос, и потом сиплый мужской, но совсем не знакомый. — Ничего, я прикажу сани подать, — говорил сиплый голос. — Ах! ну, ну, согласна; ну, прикажите… — Они там, сейчас. Дама осталась одна. — Глафира! где твои клятвы? — вскричал молодой человек в бекеше, хватая за руку даму. — Ай, кто это? Это вы, Творогов? Боже мой! что вы делаете? — С кем вы здесь были? — Но это мой муж, уйдите, уйдите, он сейчас выйдет оттуда… от Половицыных; уйдите, ради бога, уйдите. — Половицыны три недели как переехали! Я все знаю! — Ай! — Дама бросилась на крыльцо. Молодой человек догнал ее. |