Книга Золотой песок, страница 39 – Полина Дашкова

Зазвучали тосты, сначала официальные, потом все более свободные. Быстро таяла икра в вазочках, от молочных поросят оставались только бело-розовые косточки, вышколенные официанты летали за спинами пирующих бесшумно и легко, как призраки. Все красней становились лица, все громче смех.

В последний раз восторженное молчание воцарилось, когда при погашенном свете под звуки Первой симфонии Чайковского был внесен в зал колоссальный торт, украшенный шоколадной буровой вышкой и березками, отлитыми из сахарной глазури, с ярко-зелеными мармеладными листиками.

Под нервное соло скрипки господин губернатор безжалостно всадил нож в кондитерский шедевр, опять вспыхнул свет, буровая вышка рухнула, березки рассыпались, гости, окончательно расслабившись, принялись поглощать десерт и фрукты.

Губернатор курил, прихлебывал горький черный кофе и рассеянно отвечал на вопросы стаи журналистов, допущенных к барскому столу.

– Да, конечно… спасибо… нет, не сразу… вероятно, вышла куда-то.

– Григорий Петрович, где ваша жена? – Он вздрогнул только тогда, когда этот вопрос был задан в третий раз, настойчиво и бесцеремонно.

– Вероятно, вышла куда-то, повторил он и отвернулся от фотовспышки.

Сквозь толпу двигалась к нему мощная двухметровая фигура в темно-сером костюме. Начальник охраны Игорь Симкин, потный, бледный, подошел к нему вплотную и, припав губами к уху, прошептал чуть слышно:

– Вероника Сергеевна только что улетела в Москву.

Русов сглотнул, быстро облизнул пересохшие пухлые губы и, ни на кого не глядя, вышел из зала. Начальник охраны последовал за ним.

– Передай по связи, чтобы самолет развернули, – едва шевеля губами, приказал губернатор. – Нет… это глупо… невозможно… организуй встречу в Москве. Пусть вернут назад, отправь за ней мой самолет, чтобы назад летела не обычным рейсом, а из Тушина, прямо сегодня…

– Она ведь должна была лететь послезавтра, вашим самолетом, но почему-то улетела сейчас, обычным рейсовым, с городского аэропорта, – растерянно пробормотал охранник.

– Мне твои рассуждения на фиг не нужны, – глухо рявкнул губернатор. – Кто ее отвез в аэропорт? Кто купил билеты?

– Машина ждала в соседнем переулке.

– Какая машина? Чья машина?

– Выясняем. Уже нашли одного свидетеля. Он говорит, это был «Запорожец», старый, полуразвалившийся. Однако сразу взял скорость около ста километров.

– Разумеется, номер ваш свидетель не запомнил.

– Темно было, – пожал плечами Симкин. – Встретить в Москве и вернуть, – бросил губернатор и, резко крутанувшись на каблуках, направился назад, в банкетный зал.

– А если?.. – растерянно начал Симкин, едва поспевая за ним по коридору.

– Если ей станет плохо в аэропорту, все равно пусть везут в Тушино. Медицинская помощь будет оказана прямо на борту моего самолета.

– Но если ей станет плохо, – чеканя жестким шепотом каждое слово, возразил начальник охраны, – мне кажется, не избежать скандала.

Они уже стояли на пороге банкетного зала.

– Вероника Сергеевна очень тонкий, ранимый человек, – громко, в чей-то подставленный микрофон, проговорил губернатор, – нам пришлось пережить сложное время, как известно, предвыборная борьба проходила страшно напряженно, моя жена переживала и нервничала из-за всей той грязи, которую обрушили на нас конкуренты и купленная ими пресса. Журналисты не оставляли ее в покое ни на минуту, ей здорово потрепали нервы. Сейчас ей необходим отдых, а возможно, даже лечение. Я намерен отправить ее в Швейцарию в хороший санаторий. Слишком тяжело ей далась эта наша победа.

– Вы хотите сказать, у вашей жены произошел нервный срыв? Депрессия?

– Моя жена просто устала. А вот у вас, господин журналист, совсем плохи дела. Вам надо обратиться к врачу. У вас атрофировано чувство такта, – жесткий неуклюжий каламбур был смягчен добродушной улыбкой.

– Однако Вероника Сергеевна производит впечатление очень спокойного, выдержанного человека. Она врач, хирург-травматолог, а эта профессия предполагает железные нервы, – не моргнув глазом тараторил бойкий журналист, – неужели она так болезненно реагировала на перипетии вашей предвыборной борьбы?

– Сейчас я сам прореагирую на тебя болезненно, сынок, – продолжая улыбаться, произнес Русов и добавил еле слышно:

– Отстань, дурак, надоел.

Двое здоровенных охранников уже теснили тощенького репортера с хвостиком на затылке. Он не сопротивлялся. Покинув банкетный зал, выбравшись на воздух, он быстро зашагал через площадь перед концертным залом, свернул в темный переулок, огляделся по сторонам и, убедившись, что никого рядом нет, вытащил из сумки сотовый телефон, набрал московский код и номер круглосуточного дежурного по отделу светских новостей своей газеты.

– Пусть кто-нибудь дует в Домодедово, надо встретить самолет из Синедольска. Жена Русова сбежала прямо с инаугурации, полетела в Москву. Ну откуда я знаю номер рейса? Это совсем не сложно выяснить. Вылетел только что, не больше получаса назад. Пусть нащелкают побольше кадров, а если удастся взять интервью, будет вообще класс.

Стюардесса, проходя вдоль кресел, то и дело косилась на двух женщин в боковом ряду. За полтора года работы на борту она впервые видела, чтобы такие разные, диаметрально противоположные люди летели вместе и разговаривали как давние, близкие приятельницы.

Лицо одной из них показалось знакомым, и она мучительно пыталась вспомнить, где же встречала эту стройную холеную дамочку в строгом, жутко дорогом темно-синем платье. Такие наряды редко надевают в самолет. Мадам явно ускользнула с какого-то официального торжества. Возможно, даже с инаугурации. Там сегодня весь городской бомонд. А то, что стильная мадам принадлежит к бомонду, да не местному – столичному, это вне всяких сомнений.

Стюардесса увлекалась психологией. Ей нравилось разглядывать лица пассажиров, угадывать судьбы, биографии, характеры. Она выискивала среди потока лиц несколько самых значительных и интересных, вглядывалась тактично, исподтишка, и сочиняла увлекательные истории, иногда вполне правдоподобные.

Мадам в синем вечернем платье была красива, богата кто-то наверняка любил ее без памяти. Но вопреки всему этому безусловному счастью, она казалась такой усталой и грустной, что становилось не по себе, если внимательней вглядеться в большие ясные светло-карие глаза.

«И все-таки, где я ее видела?» – подумала стюардесса, приостанавливаясь и проверяя, застегнуты ли ремни безопасности. Разумеется, не застегнуты. Грустная мадам и ее вполне веселая соседка так увлеклись беседой, что не услышали радиоголоса, не заметили вспыхнувшего табло.