
Онлайн книга «Голос крови»
Бен вопросительно приподнял брови: – А где сейчас ваш брат? – Его уже нет в живых. На позапрошлой неделе мы с Фионой ходили на его могилу, и я ей рассказала о нем. Фиона возвела глаза к потолку: – Дядюшка, о котором я ничего не знала и который теперь оказывается мне не дядюшкой. Она пыталась говорить цинично. Возможно, это был добрый знак. Бен быстро прикинул в уме, что могло быть на самом деле. Может быть, Виктория пошла на искусственное оплодотворение, чтобы родить ребенка, у которого исключалась бы возможность синдрома Дауна? Достигла ли тогда генетика такого уровня развития? До того, как официально появился первый ребенок из пробирки? А Чандлер-Литтон? Была ли у него, помимо лаборатории Степто, какая-то другая возможность самостоятельно применять ту же технологию? Подозрительным казалось уже то, что в начале восьмидесятых годов Степто и Чандлер-Литтон географически оказались в непосредственной близости друг от друга: лаборатория Чандлер-Литтона располагалась в двадцати минутах езды от клиники Борн-Холл, основанной Степто и Эдвардсом в связи с возросшим спросом на искусственное оплодотворение среди бездетных пар. Но кто сказал, что Стептон или Эдвардс действительно были лично знакомы с Чандлер-Литтоном? Что раньше они вместе работали? А с другой стороны, как тут было поверить в случайное совпадение? Может быть, Чандлер-Литтон все-таки позаимствовал какие-то открытия? У Бена было такое чувство, что он зашел в тупик. – Возможно, Виктория усыновила ребенка, а потом убедила себя, что он ей родной, – подумал он вслух. Фиона фыркнула. – Или они все-таки подменили меня, – буркнула она. И тут его осенила новая мысль: – Несколько месяцев тому назад я читал о том, как в одной больнице Ноттингемшира по недосмотру перепутали детей. Одна журналистка из нашей редакции тотчас же сделала на этом материале серию статей, в которой говорилось о подобных случаях. Один такой, я помню, произошел в Чехии, и еще один – в Германии. Оба имели место не так уж давно. И я думаю, если такое может случиться сегодня, то могло случиться и тридцать лет назад. Спросить у нее, доходила ли она в своих расследованиях до этого времени? Кроме того, я могу проверить в архиве. – Или в Сети! – Фиона вскочила, сбегала в свою комнату и вернулась с ноутбуком. – Что написать в поисковике: «перепутанные младенцы»? В поисковике на этот запрос имелось более семнадцати миллионов результатов. Фиона ограничила поиск: «Берлин, перепутанные младенцы». Результатов стало значительно меньше. Она добавила: «1978». Первая запись, которую кликнула Фиона, гласила:
– Кошмарная история, – пробормотала Фиона и продолжила делать новые клики на этой странице. Страница была оформлена в двуязычном варианте: немецком и английском. Очевидно, Карла Арним была убеждена в том, что ее ребенка подменили, пока она во время инфекционной болезни была разлучена со своей дочерью из-за опасности заражения. Вместо ее дочки ей подсунули другого ребенка, который был болен редкой генной болезнью – синдромом Хатчинсона – Гилфорда.
– Невероятно! – сказала Патрисия. – Когда-то в Берлине был такой аукционный дом «Маннгеймер—Арним», – негромко сказала Фиона. Она кликнула на ссылку под названием «Люди, которые могут помочь мне в поисках», и это привело ее на приложение к главной странице:
Далее следовало десять имен. Одно из них было: Тори Чандлер-Литтон. – Этого не может быть, – изумился Бен. Патрисия удивленно ахнула. Фиона громко выдохнула и закусила губу. Она кликнула выходные данные. Там была размещена фотография женщины лет шестидесяти с темными волосами до плеч и большими темными глазами. Очевидно, когда-то она была очень привлекательна. Горе прочертило морщины вокруг ее глаз и губ. Под фотографией значилось имя: «Карла Арним (урожд. Маннгеймер). Акациенштрассе. Берлин». – Это моя мать? – спросила Фиона. И тут Бен тоже разглядел то, что Фиона увидела несколькими секундами раньше: разительное сходство Фионы и женщины с этой фотографии. Берлин. Июнь 1980 года
|