Книга День Суркова, страница 27 – Александр Лебедев

— Хорошо, я помогу тебе, — сказала Эльза после продолжительной паузы.

— Каким образом?

— А какая разница? Я помогу тебе это выяснить, а ты уж сам решай, нужно оно тебе или нет.

— Думаешь, когда я узнаю…

— Убеждена.

Сурков почти сразу забыл о разговоре. Он был уверен, что Эльза дала обещание сгоряча и вскоре о нем позабудет, но все оказалось совсем не так.

Прошло несколько недель, Сурков занимался обычным для себя делом, разбирая проблемы Дъяволнета, когда к нему подбежал Кир.

— Чувак, к тебе телка приперлась.

— Какая телка? — не понял Сурков.

— Классная телка! У нас в комнате! Вали, чувак, не раздумывай, если мне оставишь — я не обижусь.

— Она что-нибудь говорила?

— Да зачем ей говорить, у нее все на лице написано.

Сурков, чувствуя неладное, кинулся по коридору. Запыхаться от бега он не мог, но неприятное волнение наполняло душу.

— Стой, — сказала Эльза, увидев Суркова, — не приближайся.

— Почему?

— Не задавай вопросов, у нас мало времени.

— Что случилось? — недоумевал Сурков.

— Слушай меня и делай, что я скажу. У тебя возле ноги лежит ампула, раздави ее.

Сурков недоуменно посмотрел вниз.

— Действительно, — он послушно наступил на белый цилиндр, с характерным звуком превратившийся в кляксу.

— Это любовь, — сказала Эльза, — сейчас ты заразишься.

— Что? — глупо спросил Сурков.

— Это вирус, я его украла.

— Ты украла? Где?

— В лаборатории, — тихо сказала Эльза. — Там авария, утечка шизофрении. Нам привезли одежду на дезактивацию, иногда такое случается. Один из чертей забыл в кармане ключи. На брелоке был написан отдел и номер комнаты.

— И ты туда пошла?

— Пошла, — кивнула Эльза.

Сурков почувствовал слабость в ногах, его колени мелко задрожали, а тепло стало разливаться по душе.

— Ой, Эльза, со мной что-то происходит, — Сурков неуклюже сделал шаг вперед.

— Стой, не подходи ближе.

— Почему?

— Я могла подцепить шизофрению.

— Что это значит?

— Сейчас ты вознесешься.

— Я?!

— Да, твоя душа очистится, и ты попадешь в Рай. А там информация более открыта, там никто тебя не будет просить обгореть. Там ты узнаешь что хотел.

— А ты?

— Если я не заразилась — сделаю то же самое.

— А если заразилась?

Сурков заглянул в глаза Эльзы, испуганные и подернутые стеклянной пеленой. Он не видел в них ничего, что могло бы напоминать жизнь.

— Нет, — Сурков решительно шагнул ей навстречу и понял, что не идет, а медленно плывет в воздухе. Ощущение было невероятно приятным, и Сурков на секунду обо всем забыл. — Эльза, я лечу!

Эльза уклонилась от Суркова, пересекла комнату и встала на то место, где лежали остатки ампулы.

— Не подходи, прошу тебя, — ее голос дрожал, и было очевидно, что она боится.

— Я не оставлю тебя! — Сурков развернулся и полетел в обратную сторону.

Он не рассчитал своей траектории, и когда Эльза присела, прошел выше неё.

— А это непростое дело! — удивился Сурков.

Он еще раз развернулся и попытался спланировать к Эльзе, раскинув руки как крылья, пытаясь уйти к земле, обнять, успокоить, дотянуться, дотронуться. Тщетно. Все его попытки заканчивались очередным взлетом. Это длилось, пока Сурков уверенно не встал на потолок. Ад перевернулся, и теперь Эльза свернулась калачиком в вышине. Ее била дрожь, душа быстро теряла прежнюю форму.

— Эльза, — крикнул Сурков, — Эльза, я тебя не оставлю!

Сурков попытался подпрыгнуть, но вместо этого ноги по щиколотку увязли в потолке.

— А-а-а! — Сурков неуклюже размахивал руками, погружаясь в горную породу.

Очень скоро он увяз по колено, по пояс и вот уже одна голова мотается из стороны в сторону.

— Эльза! — в последний раз крикнул Сурков, и порода сомкнулась над головой.

Он инстинктивно закрыл глаза и только слышал хруст и шелест, его обдало теплом, под ногами что-то чавкнуло. Раздался оглушительный удар грома.

Сурков падал в серую вату кучевых облаков ногами вниз, но только внизу теперь было небо. Над его головой, покрытая ровными прямоугольниками полей и нитками дорог, раскинулась поверхность Земли: цветная, настоящая, не похожая на то, что видел Сурков на протяжении последнего времени.

«Как красиво», — подумал Сурков. Его душа сжалась от любви и боли. Он ощутил, что теряет что-то очень важное, то, без чего не смог бы обойтись при жизни и без чего не сможет после нее. Чем дальше он улетал от Земли, тем тягостнее становилось на душе, тем невыносимее было одиночество. «Как же так? Что же я теперь буду делать? Что же будет с ней?»

Сурков был далеко, когда его ноги погрузились в вату тумана, спружинили о белый парок, и вот уже его душа подминает под себя облако. Туман рвется, трещит и разлетается белыми брызгами, превращается в воду, покрывает Суркова пленкой воды. Его ломает пополам, неведомая сила немилосердно вдавливает в мякоть облака. Сурков, словно гвоздь, пробивает стопку газет, вылетает с противоположной стороны, падает дальше. Его полет значительно замедляется, падение не такое стремительное. Сурков различает стайку перистых облаков, нежно светящихся розовым неоном. Он пытается спланировать к ним, и это удается. Подлетая ближе, Сурков видит фигуру человека, одетого в белую тогу. Он стоит на тыльной стороне облака, головой к Земле, но не падает и даже ни за что не держится. А за что здесь держаться? Нет ничего, кроме розового тумана.

Сурков подлетает к человеку и плавно садится рядом.

— Я вас жду, — говорит человек в тоге.

— Зачем? — спрашивает Сурков.

Ему больно, и он не хочет ни о чем говорить или думать. Он смертельно устал, единственное место, где бы он сейчас хотел оказаться, это раскаленная сковорода на трехсотом уровне Ада.

— Вы устали. Вознесение не самое простое занятие, поэтому я буду вас сопровождать: все вам покажу и расскажу.

— Мне нехорошо, — пожаловался Сурков.

— Понимаю, сам через это прошел. Тем не менее у вас есть повод для удовлетворения.

— Понимаете, я там оставил… — Сурков показал пальцем вверх. — Там мой ангел. Как мне туда?

— Вы только что прилетели, — добродушно похвалила неизвестная личность. — Мой вам совет: отдохните, наберитесь душевных сил. А потом будет видно.

Сурков упал в мокрую вату облаков, разнеженную теплыми солнечными лучами. Он ждал, когда душевная боль его оставит, или по меньшей мере ослабеет, но время шло, а лучше ему не становилось.