Онлайн книга «Кракен пробуждается»
Филлис сверилась со своими записями. – Глубина, которой они собираются достичь – семь тысяч двести футов, а которой могут достичь – девять тысяч. – Внушительно. Филлис в некоторых отношениях гораздо практичнее меня. – Семь тысяч двести футов, – сообщила она, – это чуть больше мили с третью. А давление на этой глубине немногим больше тонны с третью. – Ах, ты, моя сценаристочка, – восхитился я, – что б я без тебя делал? Но все же… – Что? – Тот парень из Адмиралтейства, капитан Винтерс, говорил о давлении в четыре-пять тонн… – Я повернулся к начальнику экспедиции. – Какая здесь примерно глубина? – В районе Кайманской впадины, между Ямайкой и Кубой, – ответил он, – более пяти тысяч. – Но… – начал я удивленно. – Саженей, милый, – подсказала мне Филлис, – в футах – тридцать тысяч. – А-а-а, – протянул я. – Это около пяти с половиной миль? – Да, – подтвердил капитан-лейтенант. – А… – начал было я. Но он уже вернулся к своему докладу. – Это, – обратился он к собравшейся толпе, состоявшей к тому времени из меня и Филлис, – на сегодняшний день предел наших возможностей. Хотя… – Он сделал многозначительный жест и указал на точно такую же сферу, но гораздо меньшего диаметра. – Здесь перед нами совершенно другой аппарат, способный достичь в два раза большей глубины, нежели батископ, а, возможно, и еще большей. Этот аппарат полностью автоматизирован и кроме всевозможных измерительных приборов оснащен пятью телевизионными камерами. Четыре из них дают изображение в горизонтальной плоскости, а пятая – в вертикальной, под самой сферой. – Этот прибор, – вдруг раздался чей-то голос, имитирующий интонацию начальника, – мы называем «телебат». Однако никакая насмешка не могла смутить капитан-лейтенанта – никак не отреагировав, он невозмутимо продолжал лекцию. Но аппарат уже был окрещен и так и остался телебатом. В течение трех дней мы занимались испытанием и наладкой оборудования. Нам с Филлис тоже позволили влезть в батископ и погрузиться на триста футов, – просто так, чтобы прочувствовать, что это такое – после чего мы уже не завидовали тем, кому предстояло погружение на тысячу саженей. Утром четвертого дня все столпились вокруг батископа. Два участника экспедиции – Вайзман и Трэнт, протиснулись сквозь узкое отверстие внутрь аппарата, затем им передали необходимую на глубине теплую одежду, пакеты с едой, термосы с горячим чаем и кофе. – О'кей, – махнул на прощание Трэнт, показавшись из люка. Матросы задраили крышку люка и при помощи лебедки перенесли батископ за борт. Он висел, сверкая в солнечных лучах, и слегка покачивался. Неожиданно на телеэкранах возникло наше изображение – кто-то из парней внутри батископа включил камеру. – О'кей! – уже из динамика раздался голос Трэнта. – Опускайте! Батископ коснулся воды, и через мгновение волны океана сомкнулись над ним. Я не хочу описывать детально все погружение – оно было долгим и утомительным. Надо сказать, смотреть на экран, ничего не делая, довольно скучное занятие. Вся жизнь моря, оказывается, четко разграничена на определенные слои-уровни. Верхний, самый обитаемый слой, кишит планктоном, подобно непрекращающейся пылевой буре. Разглядеть можно только существа, вплотную приблизившиеся к иллюминаторам. Глубже, из-за отсутствия питательного планктона, жизни почти нет, лишь изредка на экранах проскальзывают тени каких-то рыб: мрак и пустота – однообразный вид до тошноты. Поэтому большую часть времени мы провели с закрытыми глазами и лишь изредка выходили на воздух перекурить. Солнце палило нещадно, и матросам приходилось то и дело поливать раскаленную палубу водой. Флаг, что тряпка, болтался на флагштоке, разморенный океан распластался под тяжелым куполом неба и только где-то над Кубой виднелась тонкая полоска облаков. Кроме помех в наушниках, тихого гудения лебедки и голоса матроса, отсчитывающего пройденные сажени, ничто не нарушало безмолвие дня. Иногда неожиданно раздавался бодрый баритон начальника экспедиции: – Эй, там, внизу, все в порядке? И мгновенно в наушниках отзывалось: – Да, да, сэр. Один раз, кажется, Вайзман, спросил: – Был ли у Бибе костюм с электроподогревом? Выяснилось, что никто не знает. – Если нет, снимаю перед ним шляпу! – Полмили, сэр! – раздался скрипучий голос матроса. Лебедка продолжала вращаться, на экранах было все то же: отдельные стайки рыб, тут же исчезающие в темноте. Смотреть было не на что. В наушниках пожаловались: – Эти твари неуловимы! Стоит поднести камеру к одному иллюминатору – появляются в другом! – Пятьсот саженей. Вы обходите Бибе! – объявил капитан-лейтенант. – Чао-чао, Бибе! – отозвались на глубине, и снова на долгое время наступила тишина. Внезапно молчание прервал далекий голос: – Удивительно! Здесь опять жизнь: куча головоногих, больших и малых. Вы должны видеть! Что-то еще, на границе света… очень большое… не могу точно… Возможно, гигантский кальмар… Нет, черт побери! Не может быть!.. Кит… на такой глубине! – Маловероятно, но возможно, – авторитетно заметил начальник экспедиции. – Но в этом случае… эх, черт, он скрылся! Н-да! Мы, млекопитающие, иногда добираемся и сюда. – Обходим Бартона! – объявил капитан-лейтенант и добавил, неожиданно сменив тон: – Теперь, ребятки, все зависит только от вас. У вас все в порядке? – Все о'кей, сэр! И снова тишина. – Скоро миля! Как самочувствие? – А как там погода наверху? – Полный штиль, ни ветерка. – Тогда продолжим, сэр. Неизвестно, что будет завтра: может быть, придется ждать благоприятной погоды не одну неделю. – Хорошо, пусть так. Раз вы уверены в себе… – Мы уверены, сэр. – В таком случае, еще триста саженей. Прошло немало времени, прежде чем до нас донесся голос Трэнта: – Пусто, пусто и темно. Любопытно, как отличаются слои друг от друга. И через несколько секунд: – Опять кальмары?! Светящиеся рыбы… целый косяк! Ух! Видите? Мы, не отрываясь, глядели на экраны, с которых на нас уставились диковинные существа – видения ночных кошмаров. – Ошибка природы, – сказал Трэнт, – или безумие. – Все, – вдруг объявил начальник экспедиции. – Тысяча двести саженей. Отбой, мальчики. – Хм, – прозвучало в наушниках. – То, что хотели, мы не обнаружили… |