Онлайн книга «Дверь в стене тоннеля»
– Авантюрин. Держите… – Ой, спасибо! – Интересный камень. Приносит удачу только смелым. – Он мне по гороскопу подходит. Вот и ношу. – Помогает? – Наверное, я не очень смелая. Женщина в заячьей шапке и бежевом пальто с лисьим воротником мило улыбнулась. – Авантюрин довольно редкий камень. Встречается только в Афганистане, на Горном Алтае и в Южной Африке. – А вы кто? Геолог? Еремеев усмехнулся и не стал разочаровывать собеседницу. – Да… Вот вернулся, понимаете, из экспедиции, а дома не ждали, укатили в Выборг. – А вы где живете? – На Лиговке. – Почти соседи… Вы знаете, у меня еще и перстень с авантюрином есть. Да вот беда – камень выпал и потерялся. – Вашему горю легко помочь. Я как раз с горного Алтая вернулся. – Ой, правда?! Может, вы телефончик оставите? «Не будь лопухом, Еремеев, в гости просись, в гости! Может, чайком угостит. С булкой». – Запишите. – Ой, наш трамвай пришел! Они доехали вместе до Лиговки, и Еремеев проводил новую знакомую – она назвалась Ольгой Михайловной – до самого подъезда. Всю дорогу Еремеев рассказывал ей об авантюрине, бирюзе и других полудрагоценных камнях. В Афганистане он лечил раненого геолога, искавшего в Бадахшане новые месторождения бирюзы и авантюрина. Потом в Москве он привлекал его однажды в качестве эксперта по одному «ювелирному» делу. Где-то должен быть его телефон. В принципе он даже мог бы помочь этой женщине с ее потерянным камнем. – Вы не могли бы показать ваш перстень? – Может, вы подниметесь ко мне? Еремеев не заставил ее повторять приглашение. «Боже, как доверчивы наши женщины», – думал он, входя в квартиру Ольги Михайловны. Окажись на его месте какой-нибудь отчаявшийся бомж, и этот визит мог окончиться для нее весьма печально. Насчет чая он не ошибся. Огромная расписная фаянсовая кружка курилась ароматным парком свежезаваренной индийской травки. И под стать кружке лежал на тарелке бутерброд с сыром. И веселили глаз две розетки, до краев наполненные одна прозрачным акациевым медом, другая черничным вареньем, весьма целебным для расстроенного желудка. – Может, вы хотите принять с дороги ванну? Хотел ли он принять ванну?! О, волшебный камень авантюрин! О, питерская фея в белой заячьей шапке! Он блаженствовал в зеленоватой горячей воде с ароматом кедра под висящими на лесках полотенцами, колготками, лифчиками хозяйки. Похоже, и ночлег на чистых простынях улыбался ему сегодня. Что за странный день? Кстати, какое число? Двадцать пятое ноября. День рождения. Вот он – подарок судьбы. Ты игрок, Еремеев. Ты всю жизнь пытался обыграть Фортуну в рулетку. Получай же свой выигрыш – большой бутерброд с сыром и ароматизированную ванну… «Ну и что? Я счастлив. Много ль надо человеку? Много… Когда у него есть бутерброд с сыром, ему хочется запить его соком кокосового ореха. Когда он заполучит вожделенный велосипед, ему захочется пересесть в “джип”. Когда он купит надувную лодку, он начнет мечтать о крейсерской яхте… У тебя все уже было, Еремеев! Останови цепь желаний, и ты обретешь счастье покоя и нирваны. Мир ванны… Анны…» Он почувствовал, что засыпает, и поспешил вылезти из расслабляющей воды. Секрет гостеприимства оказался довольно простым и прозаичным. Родной брат Ольги Михайловны возглавлял российско-финское СП по производству сувенирных поделок и был очень заинтересован в прямых связях с разработчиками самоцветов. Все это выяснилось из телефонного разговора, невольным слушателем которого Еремеев стал из-за слишком тонкой перегородки между ванной и прихожей. – Федя, ты ему должен помочь с билетом на Москву, – увещевала брата Ольга Михайловна. – Он попал в дурацкое положение: задержался самолет с вещами экспедиции, и ему даже не на что уехать. Слово в слово повторяла она его версию. Билет на «Красную стрелу» брат, такой же круглолицый и такой же простодушный питерский блондин, привез к ужину. Еремеев пообещал ему связать напрямую с добытчиками камня (найти бы только телефон того геолога), и Федор Михайлович подбросил его на своем «москвиче» к вокзалу. Проводник долго проверял билет, с подозрением поглядывая на телогрейку столь непрезентабельного пассажира, наконец впустил его в ковровое царство зеркал, жардиньерок, накрахмаленного постельного белья… «Да, жизнь хороша игрой контрастов, – в который раз открыл для себя истину Еремеев, устраиваясь в двухместном купе. За пять минут до отхода поезда внесли вещи его попутчика, в котором он сразу узнал известного по газетам и телепередачам профессора-глазника. – До Москвы? – спросил профессор, приглаживая седой ежик. – До Москвы, – ответил Еремеев, пытаясь загородить спиной висевшую на крючке телогрейку. На этом их содержательная беседа надолго прервалась. Профессор, распорядившись насчет чая, с головой ушел в ворох деловых бумаг, а Еремеев принялся обдумывать план московских действий. Остановиться он полагал у Наиля, а дальше начать наводить справки о Татьяне. Ох, не нравился ему этот Иннокентий Петрович! Дура-баба, разве можно оставлять визитку, спасаясь от погони?! А где Дельф? У Ленки? Хорошо бы… А с яхтой что? Конфисковали? Продали? Кому? Профессор, взяв полотенце, отправился в коридор. Краем глаза Еремеев прочитал заголовок одной из бумаг – «Партия безопасности человека». Он развернул листок к себе и стал читать, поглядывая время от времени на дверь. Это было нечто вроде программного манифеста новой политической партии, которую, надо полагать, создавал профессор под свой всемирно известный глазной центр. Речь в нем шла об обеспечении самого насущного права человека – права на жизнь. Авторы манифеста не обещали небесных пряников и райской жизни на земле, но говорили о том, что Еремеев с лихвой испытал на своей шкуре – о полной незащищенности ныне человека не только как социального существа, но и как биологической особи, чье существование в сем бренном мире может прервать кто угодно – от бандита-одиночки до государственного ведомства – и когда угодно… Профессор все-таки его застукал. Право, нехорошо читать чужие бумаги. – Простите, ради бога, не утерпел. Уж очень точно все сказано! – Ничего, ничего… Это все равно для публикации предназначено. – Знаете, я после КПСС зарекся в какие-либо партии вляпываться. А вот в эту бы вступил. На чье имя заявление писать? – Пишите на мое, – усмехнулся профессор. – А вы, собственно, кто? – Бывший хирург, бывший следователь и бывший подследственный. – Лихой у вас титул. А если поподробнее? Поподробнее вышло до утра, пока за окном не потянулись заснеженные московские перроны. |