Онлайн книга «Сигналы»
|
— Сейчас будет ему рубка. Рубка мяса. Идемте со мной, — бросил Семушкин Вале и почти без одышки полез на пятый этаж. У обитой жестью двери радиорубки он остановился, несколько раз глубоко вдохнул, словно готовясь к погружению, и наконец решительно постучал. Ответа не было. — Шмакин! — заорал Семушкин. — Где чертеж?! — Не будет чертежа, — ответил сиплый мальчишеский голос. — Шмакин! — повторил Семушкин. — Ты чувствуй! Я не посмотрю, что ты калека. Я тебе вторую руку вырву. Если завтра не будет чертежа, у меня цех встанет. За дверью молчали. — Шмакин, — сказал Семушкин гораздо тише. — Это ты мне так за все мое добро, да? Щелкнули два замка, и дверь открылась. Шмакин, щуплый малый с болтающимся рукавом линялого, некогда лилового свитера стоял перед ними с выражением отчаянным и почти слезливым. — Я не могу, Владимир Алексеич, — сказал он. — Шмакин, — проникновенно выговорил Семушкин. — Если не ты, это вообще никто не сделает. Пойми, Шмакин. Такая голова одна не на школу, а на город. Ты подумаешь и сделаешь. Если ты не сделаешь, меня же снимут с цеха, а куда я пойду? Не поверить ему было невозможно. Казалось, сейчас он и сам пустит скупую мужскую слезу. — Это нельзя сделать, — прошептал Шмакин. — Эти техусловия… вы же знаете… они взаимоисключающие. — А ты сделаешь, — настойчиво повторил Семушкин. — Никто не сделает, а ты сделаешь. Но прятаться — это же последнее дело. Переформулируй там условия, в конце концов. В пределах допуска. Ты же знаешь, как по ГОСТу… — Но если я не могу? У вас что, инженеров нет? — У меня нет таких инженеров, Шмакин. У меня никогда не будет таких инженеров. Хочешь, я тебе, к чертям собачьим, двойные сверхурочные заплачу? — Да при чем тут! — взорвался Шмакин. — Вы хотите какую температуру поставить? У вас при такой температуре все полопается к фигам, а крайний снова я буду! — Когда ты был у меня крайний? Я всегда тебя прикрывал. — Когда вам это нужно? — прошептал Шмакин после долгой паузы. — Послезавтра все. Край. — Я попробую, — сказал Шмакин и мимо Семушкина сомнамбулически побрел в актовый зал. — Изумительный парень, — тихо рассказывал Семушкин Вале, спускаясь на второй этаж. — Я его в Вологде нашел. Отказник, что-то с рукой, родился с культяпкой. Способности фантастические. Я его забрал к себе. Он уже две олимпиады выиграл. — Но вам же не нужен его чертеж? — спросил Валя, который давно догадался. — В цеху не нужен, — признал Семушкин. — Но чисто по-человечески очень нужен. Если он решит эту задачу — значит, ему доступны проблемы, над которыми пятикурсники голову ломают. — А не резко вы с ним? Руку вырву и все это… — Но с ним невозможно иначе, с ними со всеми, — сказал Семушкин, удивляясь, как Валя не понимает такую очевидную вещь. — Невротизацию ведь не я придумал. И потом, они должны знать, насколько они нужны. Сейчас никто ничего не может именно потому, что никто никому не нужен. А этим я сразу говорю — если не сделать такую-то рационализацию, план летит. — И действительно летит? — Ну, не всегда, — сказал Семушкин лукаво. И хотя в этом лукавстве тоже был расчет на зрителя, Валя к нему проникся. На втором этаже им навстречу пробежала девочка лет тринадцати, с лицом некрасивым, но веселым и живым, с лягушачьим ртом и большими оттопыренными ушами. — Я прочел, — сказал ей Семушкин. — В общем, дельно, но не твой уровень, сама понимаешь. Она просияла. — Я чувствовала, что не мой. Но иногда же, знаете, кажется, что вообще уже не напишешь ничего… — Тебе кажется, а ты крестись. Первая глава вполне, а к третьей видно, что ты сама скучаешь. Надо вторую линию или что хочешь, но чтобы в конце я понял — все они встретятся, деваться некуда. — Я попробую! — И в начале второй главы, конечно, длинноты невыносимые. — Ой, точно! Я сама тяну-тяну, все думаю, так будет похоже на серьезное… — Ты вообще меньше думай, что получится. Плотней надо. Валяй, — он отпустил ее и прошел дальше, к кабинету, откуда доносился тихий и четкий учительский голос. — Отличная девка, — сказал он Вале. — Писатель будет, всех за пояс заткнет. Они посетили несколько кабинетов, где школьники свободно бродили по классам, присаживались, заглядывали друг другу в тетради, перешептывались и продолжали что-то писать. Это была контрольная, на которой разрешалось свободно консультироваться. В другом кабинете учитель читал вслух малопонятное, но, судя по содержанию, связанное с топологией. — Ну вот что он пишет! — вскрикивал мальчик с «камчатки». — Это же шарлатанство чистое! — Почему шарлатанство? — Некорректно потому что. Вы же сами видите, у него тут слабый переход. — Не скажи, — осаживал его учитель, — он проработает. Это же не принципиально… — Все принципиально! Или мы математикой занимаемся, или у нас тут шарашкина контора… Все вместе производило впечатление не то утопии Стругацких, не то антиутопии Уиндэма: это были другие дети в другой школе. Во время обхода Семушкин успел поправить два чертежа, наставить на путь истинный толстого малого, застрявшего над трудной физической задачей (не обошлось без комического подзатыльника) и дать пару советов детям из драмкружка, ставящим «На дне». — Как вы думаете, — спросил Валя, — есть еще такие школы? — Скоро все такие будут, — бодро ответил Семушкин, — или не будет никаких. Если их не будет стимулировать любопытство, пиши пропало. Все, что надо, они узнают в Сети, без учителя. Надо учить тому, чего нет в Сети. — И куда они идут после школы? — Большей частью на завод, — неохотно ответил Семушкин. — Кое-кто в институт. А некоторые просто дома сидят и думают, стипендия позволяет. — Стипендия? — Лучшим выпускникам мы платим. Пускай думают, гению нужна праздность. Я вас еще с директором познакомлю, он сейчас отъехал в Перов за пособиями. Хотя чего ему не хватает? Весь наш брак к его услугам, разбирай с детьми да не повторяй ошибок. Нет, ему пособия нужны… Ладно, деньги есть… — А вы тут куратор от завода? — Н-ну. Я вообще с детства преподавать мечтал, но в школе очень быстро понял, какой должна быть моя школа. И до сорока лет, видите, ее придумывал. А потом, когда Семенов спросил, как делать школу, — я изложил. Он сразу понял, ни вопроса не задал. Только спросил, где я учителей возьму. А я ответил: придут. Вот и вы пришли. Вы же останетесь? — Не знаю, — честно сказал Валя. Он и вправду не знал. |