Онлайн книга «Вполне счастливые женщины»
|
Он что-то спрашивал ее, а до нее никак не доходил смысл слов, и она все молчала, а он дул в трубку и повторял ее имя. – Вы слышите меня, Нюта? Может, перезвонить? Тут ее охватил такой ужас – а вдруг он не наберет ее снова, решив, что она занята или просто не хочет с ним говорить, и она почти закричала: – Я слышу вас! Слышу! Он рассмеялся и, как ей показалось, обрадовался и оживился. Она тараторила, что родителей в городе нет и на даче нет тоже, они в санатории. Где? Далеко – врала она. Нет, к ним не добраться – какая-то глушь под Саратовом. Господи! Что я несу, при чем тут Саратов? Родители в Подмосковье, минут сорок на электричке, но… Она не отдаст его никому! Никому, слышите? Он стал рассказывать, что в Москве на неделю, хотя, может быть, получится больше – долго дожидался консультации профессора, светилы по ранениям позвоночника. Возможно, придется лечь в госпиталь. Неохота, конечно, но делать нечего. Остановился в гостинице возле госпиталя, «любуюсь Москвой из окна». – Почему из окна? – спросила она. – Да простыл. Видимо, в поезде. Так, ерунда. Пустяки. Ну а как вы? Как все, Нюта? Она стала отчитываться – родители хорошо. То есть – держатся. Короче говоря, молодцы. А я… Тут она замолчала – ну, и я… Нормально. Работаю. Замужем. Отчего-то повисла пауза. – Вот и славно! Такой девушке остаться в девках не грозило! – засмеялся он. В этот момент снова завопила Лидочка, и Нюта почему-то смутилась. – У вас дочка! – догадался он и смущенно добавил: – Я вас отвлекаю! Простите великодушно. Она снова испугалась, посмотрела на часы и сказала, что через минут пятнадцать вернется домой и… – Вам не трудно будет перезвонить? Ну, если можно и это вас не затруднит. Яворский помолчал и ответил: – Конечно. А сейчас бегите к ребенку. Там, похоже, целое море слез и страданий! Нюта надела сапоги, схватила упирающуюся дочку и выскочила за дверь. План в ее голове созрел мгновенно, молниеносно. Лиду – в сад. На работу позвонить. И – к нему! Никаких звонков она ждать не будет. Потому… Потому, что на это у нее просто не хватит сил! По дороге она вспомнила, что одета слишком просто: серая юбка, черная кофточка. Почти не накрашена, не надушена и с головой черт-те что. И все – дочкина истерика. Где уж тут до себя! «Наплевать, – решила она, – на все наплевать! Слишком долго я ждала. Слишком долго. Прогонит – ну и ладно. Нет, не прогонит – воспитанный человек не прогонит дочь друга. Выпьем чаю, поговорим за жизнь. Посмотрю на него и уйду. Просто посмотрю. И просто уйду. А если я этого не сделаю… То не прощу себе всю оставшуюся жизнь. Не прощу, – бормотала она, таща дочку за руку и поторапливая ее». Лидочка смотрела на мать с удивлением – мама не уговаривает, не обещает шоколадку и мультики. Очень торопится и разговаривает сама с собой. Она затолкала дочку в группу и попросила нянечку ее раздеть. – Тороплюсь, – посетовала она, – Лида в капризах, и вот на работу… Опаздываю. Нянечка тяжело вздохнула. – Все они у вас… балованные. Все от жизни хорошей! Нюта закивала, чмокнула дочь и выскочила за дверь. Она так бежала к метро, что подвернула ногу – постояла с минуту, скорчившись от боли, и снова заторопилась. У метро стояла очередь за апельсинами. Она встала, подумав, что ему хорошо апельсины. От простуды – сплошь витамин С. Ну, и вообще, с пустыми руками… Потом ей стало смешно – она едет проведывать больного. Какая глупость! Она едет к нему! Потому что не забывала его все эти годы. Потому что, услышав его голос, поняла, что любовь никуда не делась. Просто дремала все это время. А сейчас снова проснулась. И – ей на все наплевать! На то, что она замужняя женщина. Мать. Дочь. Человек с устоями и правилами. Честная женщина! Боже, как это смешно. Наплевать! На все! Ей надо увидеть его и во всем признаться. А если прогонит, то это даже по-своему облегчение. Она сбросит гири и путы со своей души и со своего сердца. Да наплевать, что там будет потом. Просто сейчас ей надо его увидеть! И больше ни о чем не думать. И еще – спешить. И плевать на марокканские апельсины! Гостиничка при военном госпитале оказалась маленькой, затрапезной, похожей на общежитие. Она вошла и увидела женщину, сидящую за столом и пьющую чай. – Яворский, – решительно спросила она, – у себя? Женщина посмотрела на нее с осуждением, словно раздумывая, кивнула. – Второй этаж, тридцатая комната. И давайте свой паспорт! Она долго (просто сто лет) листала страницы, потом что-то отметила в своем кондуите и тяжело вздохнула: – Идите! Нюта кивнула. – Спасибо. – Имейте в виду, – крикнула ей вслед женщина, – посещения строго до двадцати одного! Нюта ничего не ответила и уже взлетала по лестнице. У двери с пластмассовым номерком «30» она остановилась, замерла, испугавшись биения своего сердца. Ей казалось, что оно бухает громко, словно огромный литой колокол, и что слышно его на весь коридор. Наконец она выдохнула и постучала. – Войдите! – услышала она хрипловатый голос. Она резко открыла дверь и увидела его – он сидел за столом и читал книгу. Увидев ее, Яворский привстал и сделал шаг ей навстречу. – Вы? – растерялся он. – Простите, не ожидал. Она молчала. Он подошел к ней, чтобы помочь снять пальто. Она подняла на него глаза, полные мучительного стыда, боли и радости. – Вот, – одними губами сказала она, – вот, пришла… У него слегка дрожали руки, и она это почувствовала. Дотронулась до его ладони и тихо спросила: – Вы… не рады? Он повесил пальто на вешалку, обернулся, посмотрел на нее и ответил: – Да глупости! Я… вам рад. Просто… есть ошибки, которые можно… предотвратить… Чтобы не портить себе всю оставшуюся жизнь. Она замотала головой. – И есть осторожность, которую можно себе не простить – тоже всю последующую жизнь! – Вам… Сейчас… Многое кажется, – покачал он головой. Нюта рассмеялась. – Кажется? Как долго мне кажется! Почти десять лет! Она подошла к нему и тихо сказала: – Не гоните меня! Я… все решила. Давно… и – никаких сомнений! Вы понимаете? Просто… я люблю вас. Простите… Яворский отошел к окну и отвернулся. Нюта увидела, как вздрогнули его плечи. |