Книга Прости меня, Леонард Пикок, страница 49 – Мэтью Квик

Наконец дверь открывается, причем опять на десять дюймов, оттуда осторожно выскальзывает герр Силверман и плотно закрывает ее за собой.

– Ваш сосед злится, что я здесь, – говорю я.

– Он просто устал. Утром ему рано вставать на работу, и он боится, что мы будем мешать ему спать. Но мы постараемся не шуметь.

– Я слышал, как он говорил вам, что это не входит в ваши обязанности. И он прав. Мне не стоило вам звонить. Не стоило втягивать вас в свои неприятности.

– Ничего страшного, – успокаивает меня герр Силверман. – Я рад, что ты мне позвонил. Утром я познакомлю тебя с Джулиусом. После хорошего сна он явно будет настроен более благодушно.

– Он ведь ваш парень, да?

– Да.

– Хорошо, – произношу я и сразу чувствую себя форменным идиотом, – можно подумать, герр Силверман нуждается в моем одобрении и вообще.

– Вот, – протягивает мне руку герр Силверман.

Передо мной оказывается маленькая коробочка, завернутая в белую бумагу.

Я разворачиваю и открываю ее. И буквально через секунду понимаю, что́ там внутри.

Это дедушкина «Бронзовая звезда», только сейчас она накрыта бумагой, раскрашена и ламинирована. На медали бронзовый знак «символ мира», а на ленте – мои инициалы затейливыми буквами.

– Если тебе не нравится, пленку и бумагу можно снять, – говорит герр Силверман. – Сама медаль какой была, такой и осталась. Я собирался отдать ее тебе завтра после занятий. Помнишь, ты как-то говорил, что хочешь изменить отрицательный смысловой аспект на положительный?

Я не знаю, что и сказать. С одной стороны, подарок, типа, очень банальный, но с другой – удивительно в тему, более того, это единственный подарок, который я получил на свой восемнадцатый день рождения, который, собственно, уже почти прошел.

Однако по непонятной причине вместо того, чтобы сказать спасибо, как сделал бы любой нормальный, хорошо воспитанный человек, а может, потому, что, как мне кажется, это могло быть действительно важным, я говорю:

– А вы счастливы с Джулиусом? Я имею в виду, вы его любите? А он вас любит? У вас прочные отношения?

– Почему ты спрашиваешь? – Теперь на лице у герра Силвермана написано явное беспокойство, словно мой вопрос его слегка ошарашил.

Я не отвечаю ему, а продолжаю гнуть свою линию:

– А вы писали себе письма от будущего Джулиуса, когда учились в школе?

– На самом деле писал, – говорит герр Силверман. – В метафорическом смысле, безусловно.

Я немного успокаиваюсь и уже не чувствую себя натуральным психом из-за того, что сижу тут и представляю, как герр Силверман тяжело переживал в школьные годы из-за своей сексуальной ориентации и писал письма от людей из своего будущего – людей, которые смогут и понимать, и слушать его, и относиться к нему как к равному, не требуя, чтобы он что-то там из себя воображал. Людей, которые могут спасти его. Значит, герр Силверман в моем возрасте верил в существование таких людей, а затем дожил до своих лет, и если он реально счастлив, то получается…

И неожиданно я начинаю злиться на себя за подобные мысли, ведь где-то в глубине души я все равно считаю это полным бредом, и если я позволю себе поверить в полный бред, то впаду в еще большую депрессию, когда случится очередной облом или меня кинет герр Силверман и я не смогу больше верить ни в него, ни в его систему взглядов на жизнь. Но по какой-то непонятной причине я вдруг решаюсь и прицепляю дурацкий символ мира к футболке, там, где сердце. Может, потому, что герр Силверман сегодня и так поимел из-за меня настоящий головняк, может, потому, что я многим ему обязан, и вообще, мне не трудно прицепить эту чертову медаль к футболке.

– Смотрится хорошо, – неожиданно улыбается герр Силверман.

– Спасибо, – отвечаю я.

И тут на меня наваливается такая усталость, точно мне все уже пофигу, точно я уже полностью иссяк.

– Леонард, я хотел бы позвонить твоей маме. Можно?

– Зачем?

– Ну, утром нам предстоит решить целый ряд проблем.

– Типа, каких?

– Тебе нужна помощь. Профессиональная помощь. Не уверен, что твоя мама понимает всю серьезность ситуации, чтó именно тебе пришлось пережить. Подобные вещи сами собой не рассасываются.

– Она вас не захочет слушать. Она чокнутая.

– Могу я все-таки позвонить ей? Пожалуйста, – говорит герр Силверман.

Я поджимаю губы, так как очень устал и не в настроении с ним препираться, а затем киваю, а про себя думаю: Хуже чем есть, все равно не будет.

– Ее зовут Линда. Дизайнер нижнего белья, – сообщаю я и ввожу код, чтобы включить мобильник. Передаю телефон герру Силверману и добавляю: – Но она по-любому не ответит. Ночью она никогда не отвечает. Говорит, будто сон нужен ей для красоты, хотя на самом деле это потому, что она спит с одним французским парнем, который любит секс, а Линда – нимфоманка.

Эх, зря я так по-дурацки пошутил, тем более что герр Силверман вряд ли оценит мой юмор и, уж конечно, не будет смеяться!

Он звонит Линде, но она не отвечает.

Он оставляет ей сообщение, что я сейчас у него дома и он будет ей крайне признателен, если она перезвонит, поскольку дело не терпит отлагательств.

– Думаю, нам стоит дождаться ее звонка, – говорит герр Силверман.

Я отворачиваюсь.

Линда сегодня точно не перезвонит.

По своему опыту знаю.

Герр Силверман достает из ящика пачку стикеров, записывает номер телефона Линды и кладет бумажку себе в карман.

– Это вы сами нарисовали? – Я показываю на висящую над диваном картину с перечеркнутыми красным крестом отрубленными головами известных политических деятелей.

Я даже не знаю, зачем спрашиваю. Может, просто сменить тему разговора. А может, мне просто очень хреново из-за того, что Линда не звонит, а герр Силверман в нее верит.

У герра Силвермана сразу светлеет лицо: он, типа, или реально гордится картиной, или действительно рад, что можно поговорить о чем-то другом, кроме моего фигового психического состояния.

– Нет, – отвечает он. – Я купил картину пару лет назад, когда был в Израиле. На художественной выставке. У друга моего друга. Отправил картину домой. Немного экстравагантно.

– Очень хорошая вещь, – вру я.

Картина мне вовсе не нравится. Просто, похоже, я должен теперь вроде как подлизаться к герру Силверману. Я боюсь, он может использовать против меня мой секрет – то, что я рассказал ему об Ашере, – и хочу расположить его к себе.

– Мне нравится, – говорит он.

– А что она символизирует? – пытаюсь я доставить удовольствие герру Силверману.

– А разве картина обязательно должна что-то символизировать?