Книга Аргентина. Лейхтвейс, страница 44 – Андрей Валентинов

– К сожалению, получается именно так.

Злодей, он же негодяй, был ярок и значителен. Хуже – он и стал Героем, причем не только для секретарш и горничных, соблазнялись люди и куда более серьезные. Положительные персонажи, вытесненные пинками из кадра, прятались по глухим углам – или уезжали за кордон, в тот же Голливуд.

Бывший капрал Кувалда уверенно побеждал.

– Но, знаешь, Глория, я все-таки попытаюсь.

После поражения Авентинского блока, князь некоторое время надеялся, что настоящая борьба только начинается. Слишком все было наглядно – несколько десятков безоружных людей, не применяя насилия, подтолкнули Дуче к пропасти, к Тарпейской скале. Не хватило малого, всего лишь небольшого толчка, чтобы отправить Дуче и его фашизм в бездну. Так, по крайней мере, казалось. И только через год, после второго ареста, Дикобраз понял, насколько не прав. Сопротивление началось – и кончилось, в Италии стало тихо, словно в могиле. «Коричневые рубашки» победно маршировали по площадям, а прежние оппозиционеры даже не молчали, а радостно орали хором: «Вива, Дуче!» И это был даже не страх, нечто худшее. Слабая и беззащитная Италия, подобно стае павианов, всегда уважала чужую силу. Кувалда, телом и духом крепок, доказал свое право быть первым обезьяньим самцом. Даже самые бескомпромиссные невольно задумывались о том, что без вожака станет хуже.

«Фашио» – пучок прутьев, перевязанный прочной веревкой, перестал быть только символом на значках и знаменах.

Все это князь понял еще в Италии, однако, оказавшись за границей, узнал и нечто более печальное. Фашизм выходил из моды, люди наконец-то начали различать футуристов и разбойников. Даже политики при всем их цинизме открещивались от «фашио», слишком уж мерзким духом несло от связки прутьев, издали очень напоминавшей веник. Очень многие соглашались с тем, что фашизм конечно же плох.

Фашизм – но не Муссолини.

– Бенито – не джентльмен, – сказал князю канцлер британского казначейства Уинстон Черчилль. – Я никогда не приглашу его на партию в поло. Он вульгарен, мерзок, а порою просто смешон. Но именно такой нужен сейчас вашей стране. Дуче сделал почти невозможное – создал стабильное государство, Европе больше не нужно бояться того, что Италия развалится или там начнется революция. Дьявол его раздери! Этот парень справился даже с Коминтерном! Италию наконец-то начали принимать всерьез, теперь она страна, с которой можно договариваться. Я сочувствую вам и вашим друзьям, князь, но иметь дело буду именно с Муссолини, пусть мне это будет стоить лишней сотни лет в адском котле.

Страшный и ужасный Коминтерн на своих конгрессах проклинал фашиста Муссолини, но руководство СССР было вполне согласно с Уинстоном Черчиллем. Отношения с Италией улучшались с каждым годом, развивалась торговля, а затем Дуче без особой огласки начал строить корабли для большевистского военного флота. Фактически единственным противником итальянского лидера оставался бывший ефрейтор Адольф Гитлер, которого бывший же капрал невзлюбил с первого дня, посчитав жалким подражателем. Однако идею Антигитлеровской коалиции никто не поддержал, и два младших офицера предпочли в конце концов договориться на костях раздавленной Рейхом Австрии.

Капрал Кувалда возвышался над Апеннинами тяжелой нерушимой скалой, с каждым годом становясь все сильнее. Иные страны его терпели, иные считались, а те, что помельче, начинали откровенно бояться.

– И все-таки Злодея можно победить, – молвил князь, рисуя очередной квадратик. – У него есть враг, страшный и беспощадный, его спутник и вечная тень.

– Ты прав, Сандро, – Свенсон, пододвинув стул, присела рядом. – Враг Злодея – это он сам. Рано или поздно Злодей ошибется, и тогда все свершенное на него и обрушится. Но такое не снимешь в кино. Нашим зрителям нужны сражения, подвиги, герои – и большая любовь.

Дикобраз отложил карандаш, погладил женщину по теплой щеке.

– Ничего не поделаешь, Глория. Значит, у моего фильма не будет зрителей.

7

Первый удар пришелся в нос, не слишком болезненный, но очень обидный. Следующий по щеке, затем снова по носу, со всей силы – до легкого хруста и соленой крови во рту.

Рената помахала в воздухе ушибленной рукой.

– Осознал, Ко-лья? Или добавить? Это, как ты догадываешься, еще не интенсивный допрос, это тебе за твой длинный поганый язык.

Руки скованы за спиной, не ответишь. Да и не стал бы марсианин драться с девушкой. Не в бою…

– Значит, именно такому тебя в Абвере учили? Людей стравливать?

Раскосая, повертев ладонь перед глазами, коснулась пальцем пятнышка крови, чуть подумала – и слизнула языком.

Улыбнулась.

– А вообще-то ты молодец, Альберта еще учить и учить. Плохой из него разведчик. Только, знаешь, Ко-лья, за слова положено отвечать.

Подошла ближе, сбросив с лица ненужную улыбку. Наклонилась. Поцеловала в губы.

– Давно хотела! Еще в тот день, когда мы с тобой познакомились… Ладно, сейчас вытру тебе кровь с лица, и будем работать.

– У тебя тоже кровь, – подсказал Лейхтвейс. – Ты сейчас, Рената, на вампира похожа.

Девушка, вынув из ящика стола зеркальце, всмотрелась, затем облизнула окровавленные губы.

– А мне нравится.

* * *

Кровь вытерта, лицо вымыто мокрым вафельным полотенцем. Она курит, он – нет. Руки по-прежнему скованы – надежно, не шевельнуть.

– Я же тебе говорила, Ко-лья, мы не профессионалы. Это тебя в шпионы готовили, а мне больше летать нравится. Когда приказ получила, чуть не отказалась. Захват это одно, допрос до результата – совсем другое. Но мне объяснили, и дала согласие. Такие, как ты, Ко-лья, уничтожают то, к чему мы, обитатели Клеменции, готовились не одну сотню лет.

Девушка берет свой стул, ставит рядом с тем, что вмурован в пол.

Садится. Сигарета в пальцах.

– На вашей… На нашей общей Земле тогда был XIII век. Мои предки, «чистые», не смогли победить в открытом бою. Однако наша святыня позволила многим спастись. Сначала они ушли в Монсальват, что в Пиренейских горах, а потом им открылась дорога на иную планету. Много поколений выросло на Клеменции, но Землю мы не забывали. Она погрязла в грехе, утонула в крови и нечистотах, но все-таки это наша Родина. Ее посещали лишь разведчики, с властью, которая не от Бога, разговаривать не о чем.

Девушка подносит сигарету к губам того, у кого скованы руки. Он молча качает головой.

– Табак, Ко-лья, мы привезли с Земли. Сотню лет он был под строгим запретом, но потом у нас многое начало меняться. Новая власть не только разрешила курение, но и организовала плебисцит о начале контактов с Землей. Большинство высказалось «за». И вот мы здесь, пока еще тайно. Ваши же правители не хотят, чтобы люди узнали о Клеменции. Почему – думай сам.

Она умолкает, ожидая ответа. Он долго молчит, наконец окровавленные губы вздрагивают.