Онлайн книга «Осень»
|
– Люди не могут быть легендами, потому что они смертны, – говорит она. – Угу, – говорит он. Она смеется. – …И он хотел передать волшебную козлиную шкуру кому-то другому, – говорит он. – Зачем? – спрашивает она. Он не может вспомнить. Он без понятия. – Чтобы не рассеялось волшебство, – говорит он. – Чтобы, э… Он без понятия. На самом деле он не слушал в классе. – Может, когда-то жил волшебный козел? – говорит она. – На уступах скалы? И он умел прыгать с любой высоты, под любым углом и благополучно приземляться на хрупкие копытца? Или с него пришлось содрать шкуру, и эта шкура стала волшебной уже после жертвоприношения – из-за жертвоприношения? Она даже не читала этот рассказ, но выдумала историю почище той, что он пытается вспомнить. – Ну что? – говорит она. – Волшебная козлиная шкура была… – говорит он. – В общем, из нее был сделан переплет древнейшей и самой могущественной книги по магии у того древнего старика, и за долгие сотни лет она пропиталась магией. Потому-то, кстати, он и снял именно эту шкуру, чтобы передать ее дальше. – Почему же он не передал потому-то, кстати, всю книгу целиком? – спрашивает сестренка. Сидя за столом, она повернула к нему насмешливое и в то же время ласковое лицо. – Не знаю, – говорит он. – Знаю только, что он решил ее передать. Поэтому он, э, нашел юношу, чтобы передать ее ему. – А почему юношу? – спрашивает сестренка. – Почему он не выбрал девушку? – Слушай, – говорит он. – Я просто рассказываю тебе, что прочитал. И старик сказал юноше: вот, возьми эту волшебную козлиную шкуру. Обращайся с ней почтительно. Она очень-очень могущественная. Чтобы она подействовала, нужно положить на нее ладонь и загадать желание. И тогда желание сбудется. Но он не сказал юноше, что всякий раз, когда загадываешь желание на волшебной козлиной шкуре, она уменьшается и скукоживается – немножко или сильно, смотря какое желание загадать – маленькое или большое. И вот юноша загадал желание, и оно сбылось, и он снова загадал, и его желание снова сбылось. И он прожил счастливую жизнь, загадывая желания на волшебной козлиной шкуре. Но в один прекрасный день волшебная козлиная шкура скукожилась настолько, что стала меньше его ладони. Поэтому он загадал желание, чтобы она стала больше, и тогда она стала расти все больше, больше и больше, пока не стала величиной с целый мир, и когда она достигла размеров целого мира, она растворилась в воздухе. Сестренка закатила глаза. – И тогда юноша, который уже слегка постарел, но, думаю, еще не был таким старым, как тот первый древний старик, этот юноша умер, – говорит он. Сестренка вздыхает. – И это все? – спрашивает она. – Ну да, там есть и другие моменты, которых я не запомнил, – говорит он. – Но суть такова, да. – Чудесно, – говорит она. Она подходит к окну и целует брата в щеку. – Большое спасибо за рассказ о волшебной крайней плоти, – говорит она. До него доходит, чтó она сказала, лишь минуту спустя. Он краснеет до корней волос. Краснеет всем телом. Она видит это и улыбается. – Мне нельзя произносить это слово? – спрашивает она. – Но ведь рассказ именно об этом. Хотя целыми столетиями от меня скрывали, о чем на самом деле говорится в рассказах всего мира. В общем, крайняя плоть. Крайняя плоть крайняя плоть крайняя плоть. Она танцует по комнате, выкрикивая слова, которые он вряд ли произнес бы при ней вслух. Она с ума сошла. Но она поразительно права насчет этого рассказа. Она умница. Она вывела слово «правдивый» на совершенно новый уровень. Она опасна и блистательна. Она подходит к окну и распахивает его пошире. Она кричит над улицей, в небо (хотя, слава богу, по-английски): «Крайняя плоть приходит и уходит! А Моцарт остается всегда!» Потом она возвращается на свое место за столом, берет книгу и продолжает читать ее с середины как ни в чем не бывало. Он пережидает минутку, а затем выглядывает из окна на улицу. Леди с собачкой стоит, подняв голову и прикрывая глаза рукой. Помимо этого, на улице все как обычно, и никому невдомек, что его сестренка настолько сумасшедшая, настолько смелая, настолько умная, настолько сумасбродная и настолько спокойная и что теперь он знает наверняка: когда она вырастет, то станет великим человеком, видным мыслителем, революционером, тем, с кем приходится считаться. Летний братец. Старик в медучреждении. Сестренка. Никогда не старше двадцати – двадцати одного. От нее не осталось никаких снимков. Фотографии в доме ее матери? Давно сожжены, потеряны, пропали, стали уличным мусором. Но у него все же есть пара страниц из писем, когда она ухаживала за матерью. Ей восемнадцать. Ее умный «передний скат»: «Вся соль в том, как мы относимся к ситуации, дорогой Дэни, как мы смотрим и видим, где находимся, и как решаем, если, конечно, в силах, когда видим все без прикрас, не отчаиваться, и в то же время выбираем, как лучше поступить. Именно это и есть надежда, вот и все, вопрос в том, как мы справляемся с негативными поступками по отношению к людям со стороны других людей, не забывая, что все мы люди, что ничто человеческое нам не чуждо, как подлость, так и благородство, а самое важное, что все мы здесь всего лишь на миг, вот и все. Но в этот аугенблик [25] мы либо кротко моргаем, либо добровольно слепнем, и мы должны знать, что одинаково способны на то и другое, и должны быть готовыми подняться над подлостью, даже если увязли в ней по уши. Поэтому так важно – и здесь я напрямую благодарю добрую, обаятельную и скорбную душу своего дорогого брата, которого так хорошо знаю, – не тратить наше время зря, пока оно у нас еще есть». Дорогой Дэни. Что он сделал со своим временем? Горстка банальных рифм. На самом деле ничего другого не оставалось. К тому же он хорошо питался, когда рифмы приносили доход. «Золотая. Пожилая». Он помнит ту дурацкую песенку слово в слово. Но не может вспомнить… …Господи, не может… – Извини за беспокойство, Господи, не напомнишь мне имя моей сестренки? Не то чтобы он верил в существование Бога. Вообще-то он в курсе, что Его нет. Но на всякий случай, если вдруг что-то подобное есть: – Пожалуйста, напомни мне еще разок ее имя. – Прости, – говорит тишина. – Не могу тебе помочь. – Кто это? |