Книга Президент пропал, страница 71 – Джеймс Паттерсон

Кейси пожимает плечами.

– А что происходит с раковыми клетками, когда погибает организм-хозяин?

– Иными словами, вирус погибает вместе с компьютером?

Кейси смотрит сначала на Девина, затем на Стаса.

– Ну… погибает.

– А если мы заново установим на «убитый» компьютер операционную систему и запустим его, что тогда? Вирус опять сработает? Или его там не окажется? Или он хотя бы будет навсегда дезактивирован?

Девин на мгновение задумывается.

– А какая разница, сэр? Нужные вам файлы все равно безвозвратно утрачены.

– Что ж, полагаю, просто отключить все компьютеры и переждать угрозу не получится?

– Нет, сэр.

Я окидываю взглядом всю троицу.

– Тогда – за работу, ищите варианты. Не важно, как, не важно, где; главное – придумайте что-нибудь.

Я быстрым шагом покидаю штаб, едва не сбив с ног Алекса, и направляюсь в комнату связи.

Остался последний шанс. Последняя надежда.

Передо мной на экране компьютера шестеро подозреваемых: Брэндан Моэн, глава АНБ; Родриго Санчес, глава Объединенного комитета начальников штабов; Доминик Дэйтон, министр безопасности; Эрика Битти, директор ЦРУ; Сэм Гэбер, министр внутренней безопасности; и вице-президент Кэтрин Брандт. Один из них…

– Предатель? – наконец подает голос Сэм Гэбер.

– Кроме вас шестерых, некому, – говорю я.

Не скрою, рассказав им все, я испытал облегчение – просто гора с плеч. Четыре дня меня изводило знание, что кто-то из приближенных работает на противника. Я не мог ни с кем из них нормально общаться.

– Да. Не знаю, кто из вас это сделал и почему. Скорее всего, дело в больших деньгах, потому что не верю я, что человек, посвятивший жизнь государственной службе, будет настолько ненавидеть свою страну. Может, вы запутались. Может, подумали – так, детские шалости; ну, украдут какие-нибудь ценные сведения, ничего страшного… Вы не подозревали, что все окажется настолько плохо, и, по сути, отдали родину на растерзание, а когда все вскрылось, поворачивать назад было поздно. В это я готов поверить.

Скорее всего, так и есть. Не могу принять даже мысль, что кто-то из шестерых задумал уничтожить свою же страну. Человека можно шантажировать, подкупить, в конце концов, но чтобы среди моих приближенных был тайный агент иностранного правительства, задавшийся целью разрушить Соединенные Штаты, – увольте. Даже если я не прав, пусть предатель думает, что я так считаю. Пусть думает, что может выйти сухим из воды.

– Впрочем, – продолжаю я, – это все уже не важно. Важно только одно: остановить вирус, пока он не устроил хаос. Так что я сделаю то, чего никогда не стал бы делать.

Я до сих пор не верю, что скажу это сейчас, однако выбора нет.

– Я даю предателю шанс сознаться и помочь нам одолеть вирус. В таком случае ему гарантировано полное прощение.

Я всматриваюсь в лица подозреваемых, но окошки на экране слишком маленькие, чтобы разглядеть реакцию.

– Те пятеро из вас, кто не изменял родине, – свидетели: если предатель сознается, поможет остановить вирус и сдаст нанимателя, обещаю, что никаких обвинений не будет. Все сведения об этом деле строго засекретят. Он оставит должность и немедленно покинет страну без права на возвращение. Причину не узнает никто. Если ему заплатили, деньги пусть оставит себе. Да, он никогда не сможет вернуться в Америку, но хотя бы будет на свободе. Обычно с изменниками обходятся куда суровее. Если же он предпочтет остаться в тени, предупреждаю: ему это с рук не сойдет. Я не успокоюсь, пока не вычислю виновного. И тогда его осудят по всей строгости закона. Не буду перечислять весь список обвинений, но среди них обязательно будет измена родине. За нее полагается смертная казнь.

Я вздыхаю.

– Ну что ж. Выбирайте: либо свобода, обеспеченная старость и о вашем проступке все забывают, либо вы войдете в историю этого поколения как новые Розенберги ^[37] или Роберт Хансен ^[38]. На мой взгляд, проще выбора быть не может. На раздумья у вас полчаса или пока не сработает вирус, что случится раньше. Подумайте хорошенько.

После этих слов я отключаю камеру и выхожу из комнаты.

Я стою на кухне, разглядывая задний двор и лес. Снаружи быстро темнеет. До заката еще плюс-минус час, но солнце уже зашло за деревья. Через пять часов «Суббота в Америке» подойдет к концу.

Мое выступление перед шестеркой подозреваемых закончилось одиннадцать с половиной минут назад.

Подходит Нойя Барам, берет меня за руку и переплетает свои тонкие, изящные пальцы с моими.

– Я хотел дать людям новый стимул, сплотить их. Хотел, чтобы все поверили, что мы заодно. Хотя бы попытались. Думал, у меня получится, правда думал.

– Еще не все потеряно, – произносит она.

– Будет чудо, если мы переживем эту атаку. И не дадим людям поубивать друг друга за кусок хлеба или галлон бензина.

Страна выживет, в этом нет никакого сомнения. Однако ущерб будет огромен, а страдания – велики.

– Что я упускаю, Нойя? – спрашиваю. – Что еще я не сделал?

Она продолжительно выдыхает:

– Если понадобится, для поддержания порядка придется задействовать регулярную армию и служащих запаса. К этому ты подготовился?

– Да.

– Руководители оставшихся ветвей власти в безопасности?

– Да.

– Экстренные меры по стабилизации рынков?

– В разработке. Я не об этом, Нойя. Что я не сделал, чтобы предотвратить этот кошмар?

– Ты про то, как остановить врага, который уже на пороге? – Она поворачивается ко мне: – Знаешь, многие лидеры дорого бы дали за ответ на подобный вопрос.

– Считай, что я – один из них.

– Что ты делал, когда иракцы сбили твой самолет?

Вертолет вообще-то. Мы искали пилота истребителя F-16, который упал недалеко от Басры. От момента, когда ракета с земли разнесла нам хвостовую часть, и до того, как «Блэк Хоук» ушел в неуправляемое пике, прошло от силы пять-десять секунд.

Я пожимаю плечами:

– Молился за себя и товарищей. И клялся, что ничего не расскажу.