Книга Я из Зоны. Колыбельная страха, страница 3 – Дмитрий Григоренко

Я промолчал.

– И вообще, ты кличку себе выбери, без нее никак, – продолжил Ренат.

Он задумался и на пике эмоций расщедрился:

– Хочешь, сам себе придумай. Мне скажешь, а я другим протолкну в уши. Будто я придумал.

– Ловлю на слове. Придумаю и скажу. Да, это кровохлеб. Трубки – это не трубки, а видоизмененный ротовой аппарат, в ходе мутаций монстр приобрел способность высасывать кровь из людей. И да, сталкер завалил его дуплетом из старого ружья. «Где же ты, Трофимыч? Теперь в моем сердце».

Отношения у нас с Барой после Фабрики приобрели садомазохистский оттенок. Ренат мне так и не простил удара в лицо, а я же плевать хотел на его обиды и вообще на то, что он обо мне думает.

Единственное, что нас сдерживало и заставляло хоть как-то общаться, – это воля Ставра. Майор упрямо лепил из нас боевую «двойку».

– Сталкер? С выстрела? Гонишь. А что это там? – не унимался Ренат.

Он выбрал жесткую позицию по отношению к сталкерам, определив их на ступень ниже военных. Да и вообще – ниже всех. Он считал их сборщиками мусора, слабаками и трусами – и это были еще самые лестные характеристики от бойца спецназа. От недоученного бойца спецназа.

– Отпечатки его лап, – сказал я и спрыгнул. Под моим весом плиты не издали практически никакого шума, и я подумал: «Сколько же весит кровохлеб? Как два меня – килограммов сто шестьдесят? Больше?»

– Судя по сильно утоптанному снегу, он там находился долгое время, – добавил я.

– Курил?

– Ага, Бара, курил и ждал.

– Чего ждать на крыше? Тут уже давно патруль отменили. Или он по старой привычке? – спросил Баранов.

– Да кто же его знает. Он же – мутант… – произнес я и понял, что знаю. Знаю, чего монстр ждал. – Бара, быстро…

Закончить фразу мне не дал звук одиночного выстрела.

3

Я скатился по ступенькам вниз, остановился на миг, вскинул автомат и только тогда решился высунуться и осмотреть третий этаж, с которого и началась ночная погоня. Первое, что я увидел, – дымящаяся сигарета на полу. Дальше – «калаш», который я всучил здесь молодому курильщику. Потом мой взгляд уперся в мертвого зеленоглазого солдатика и раскрашенную его мозгами стену.

– Нас Ставр порвет… – тихо сказал Ренат.

– Второй за неделю, – как-то буднично произнес второй солдатик, тот самый Курец. Он потянулся в карман, достал новую сигарету.

Наверное, именно этот его жест окончательно сбил планку моей адекватности.

Боец повернулся к солдатам, щелкнул пальцами, требуя зажигалку. В этот момент я и кинулся на него.

Ренат уловил момент моего рывка, даже попытался удержать меня, но не успел. Приклад моего автомата выбил сигарету и зубы изо рта Курца. Удар получился сильный. Солдатик отлетел, так и не успев прикурить, но удержался на ногах и… получил новый удар. Я бил жестоко, с упоением. Сломал ему ключицу, опрокинул на пол. Добавил еще по зубам.

– Уууу! – завыл он от боли.

– Назад! – крикнул Ренат всполошившимся бойцам. «И то верно. Сейчас меня тронь – и на полу окажется еще один умный».

– Ты – сволочь! Я тебе дал приказ держать его автомат! Как же он оказался у него?!

Я наступил Курцу на грудь, не давая перевернуться. Кровь с его разбитых губ лилась как из ручья. Глаза испуганно блестели в свете фонариков.

– Ну!? Как оказался у постового автомат!? – заорал я.

Ренат держал под контролем остальных, но никто из них больше и не двинулся. Страшно им, молодым, стало.

Курец сплюнул кровь:

– Сам выхватил…

– Сам? А я думаю, что ты оставил оружие возле него, а сам пошел искать огонь! Курить же хочется, а тупой сержант Новиков еще и автомат тебе вручил. Только не пойму, если я лично тебе дал ствол в руки, пока сам за мутантом по крыше скакал, значит это было важно!?

Я клацнул предохранителем и нажал на спусковой крючок. Пули прошили клеенку, улетели на мороз. Свежий порыв ветра отбросил резкий запах мочи. На штанах Курца расплывалось темное пятно, парень от страха прикрыл голову руками.

– Костыль, успокойся!

Ренат крепко схватил меня за петельку бронежилета. Я отмахнулся. Не поленился, забрал у провинившегося автомат, патроны, нож. Пачку его дешевых сигарет выкинул в окно.

Вот так, правильно говорят: курение убивает. И не всегда того, кто курит.

На третий этаж наконец-то ввалился офицер, держа пистолет Макарова в руке.

– Что тут происходит?!

«Тоже из новичков. С пистолетом. При боевой-то тревоге. В Зоне, где мутант ночью по крышам скачет. Таким пистолетом в этой ситуации можно только застрелиться».

Я отдал чужой автомат кому-то из зрительского ряда и сказал:

– Солдат, доложить обстановку дежурному по части.

И двинулся по лестнице вниз, минуя второй этаж. Входная дверь гулко хлопнула, отрезая меня от творящегося в казарме бардака. Прожекторы светили мощно, недовольно урчал дизельный двигатель, который за потребление десяти литров солярки в час ласково был прозван нами Обжорой.

Свернул направо, по натоптанной дорожке под заколоченными окнами добрался до угла здания. Остановился.

Военные сновали по двору, как муравьи в разрушенном муравейнике. Нет, мало все же нас здесь было, очень мало.

Я сгреб чистый снег с карниза, вытер с лица злость. Без полушубка, в свитере и бронежилете, было холодно. Подниматься наверх не хотелось, участвовать в бестолковой суете – тоже. Патовая ситуация. Пиррова победа. Монстр так и не полакомился человечиной, но и мы не сохранили личный состав. А я обещал Ставру, клялся, что он спокойно может выполнять рейд по Зоне, оставив на нас бойцов.

Майор тогда, после Фабрики, получил нагоняй. За непродуманность и спонтанность операции, в которой погибли военнослужащие. Мы же до весны остались в НИИ Метпром – проходить полевую учебу. И, как намекали, по протекции Бати. А так – загнали бы назад в часть на Границе.

Где скоротать остатки ночи, мне подсказал желудок. Есть не хотелось, хотелось сладкого чаю. За ним я и потопал.

Снег скрипел под тяжестью моего тела, а я всё анализировал эти безумные последние пятнадцать минут. Думал о солдатике, который не вынес эмоционального напряжения, слишком сильного давления Зоны, мысли о том, что можешь умереть в любой момент; думал о том, как я избил Курца – без истерики и эмоциональных вспышек. Со стороны могло показаться, что я находился в состоянии неконтролируемого гнева. Но это только со стороны. Вспомнил вдруг смерть солдата под мостом, на которую я тогда отреагировал очень болезненно. Но с тех пор я зачерствел, как брошенная под стол корка бородинского хлеба. Я понимал всю трагедию случившегося этой ночью, даже, вот, провел аналогию с солдатиком под мостом. Тогда получилось обвинить урку Чеса, а теперь – Курца…