Онлайн книга «Последние Девушки»
|
Мне вспоминается, как она смотрела на меня, когда я много лет назад разгромила кухню. От боли у нее потемнели глаза. В зрачках плескался невыразимый страх. О Господи, как же мне хотелось навсегда забыть этот взгляд – точно так же, как я забыла тот час в «Сосновом коттедже». Навсегда стереть из памяти. Закрасить такой черной краской, чтобы никогда его больше не видеть. – Почему ты мне об этом ничего не сказала? – Я пыталась, – говорит она, слишком усердствуя в порыве притворного возмущения, – звонила тебе два дня подряд. Ты не перезвонила. – Мама, ты говорила с Лайзой две недели назад! – восклицаю я. – И сразу после этого должна была позвонить мне. – Я хотела защитить тебя. Как мать, это мой долг. – От таких вещей меня защищать не стоит. – Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастливой, – продолжает мама, – больше ничего. Счастливой, довольной, нормальной. В последних словах сосредоточены все ее надежды и все мои поражения. Произнести их – все равно что швырнуть во время разговора гранату. С той лишь разницей, что взрывается не она, а я. – Мама, я не нормальная! – кричу я, и мои фразы ударяются о лобовое стекло и отскакивают обратно. – После того, что со мной случилось, у меня нет никаких шансов быть нормальной! – Что ты такое говоришь! – восклицает она. – Да, у тебя была проблема, но мы обо всем позаботились, и сейчас все в порядке. Уголки глаз обжигает слезами. Я изо всех сил пытаюсь их сдержать, но они все равно катятся по щекам, когда я говорю: – У меня абсолютно ничего не в порядке. Мама смягчает тон. В ее голосе появляется нечто, чего я уже не слышала много лет – озабоченность. – Куинси, почему ты мне никогда об этом не говорила? – А я и не должна была ничего говорить, – отвечаю я, – ты сама должна была увидеть, что со мной что-то не так. – Но внешне казалось, что у тебя все хорошо. – К этому, мама, меня вынудила ты. Таблетками и явным нежеланием обсуждать мои проблемы. Это ты во всем виновата, и теперь я… И что же я теперь? Очевидно, в полной заднице. Я могу перечислить маме все аспекты жизни, в которых не могу чувствовать себя полноценным человеком. Мне грозят неприятности с полицией. Вполне возможно, что я прячу убийцу Лайзы в квартире, которую могу себе позволить только потому, что моих друзей прирезали. Я пристрастилась к «Ксанаксу» и вину. Притворяюсь, что никакой депрессии у меня нет. Что я не злюсь. А еще я одинока. Даже когда рядом Джефф, иногда я чувствую себя невыносимо одинокой. Но хуже всего, что я никогда не поняла бы этого без Сэм. Она, конечно, меня раскачала. Все эти проверки, провокации и подстрекательства, преследующие цель что-нибудь обо мне разузнать, выудить пусть даже крохотные подробности того, что я с таким удовольствием забыла. Теперь все рушится на меня. Я чувствую себя как забиваемый молотком гвоздь – хрупкий, вибрирующий, все глубже вонзающийся непонятно во что, откуда нет выхода. – Мама, а какой у Лайзы был голос? – Что ты имеешь в виду? Обычный голос. – Мне нужно описание, – говорю я. – Хрипло? Резко? – Я ничего такого не заметила. Охватившее маму замешательство очевидно. Я представляю, как она озадаченно смотрит на телефон. – В отличие от тебя, я раньше с Лайзой не общалась и поэтому не знаю, какой у нее должен быть голос. – Мама, пожалуйста, попытайся вспомнить хоть что-нибудь. Она в последний раз погружается в глубокое молчание. Я с силой сжимаю в руках руль, надеясь, что она вспомнит. И хотя в прошлом Шейла Карпентер подводила меня множество раз, сегодня она оправдывает возложенные на нее надежды. – Она часто умолкала, – говорит она, не замечая скрытой в этой фразе иронии. – Мы говорили, потом была пауза. И каждый раз она вздыхала. – Вздыхала? – Да, только очень тихо. Я узнала, что нужно. Этим сказано все. – Ну все, мама, мне пора. – С тобой все будет в порядке? – спрашивает она. – Пообещай мне, что будешь себя беречь. – Да, все будет хорошо, обещаю тебе. – Не знаю, что там у тебя происходит, но, надеюсь, я тебе помогла. – Да, мама, – отвечаю я, – спасибо. Ты действительно помогла, причем даже не догадываешься как. Потому что теперь я знаю: паузы, которые слышала мама, не имели никакого отношения к вздохам. Это был звук сигаретных затяжек. А это означает, что она говорила не с Лайзой. Она говорила с Сэм. Любопытная и пытливая Сэм. Которая знает намного больше, чем показывает. Она все знала все это время. Вот почему она так заявилась. Не чтобы поговорить со мной, а исключительно ради денег. Она пытается выяснить о «Сосновом коттедже» любые подробности. И о том, что я там делала. Нажав на кнопку отбоя, я опускаю окно и подставляю лицо острому воздуху Среднего Запада, рвущемуся мне навстречу. Нога давит на педаль газа, руки все сильнее стискивают руль. Стрелка спидометра ползет вправо, преодолевая отметку в семьдесят, затем в семьдесят пять миль и заигрывает с восемьюдесятью. Но с какой бы скоростью я ни ехала, это не помогает. Я по-прежнему чувствую себя как муха, барахтающаяся в сплетенной Сэм паутине. И понимаю, что вырваться из нее можно только двумя способами – либо сражаться, либо бежать. Я знаю, что лучше. Вернувшись в отель, я звоню в авиакомпанию и бронирую билет на другой рейс. В восемь часов вечера из Чикаго в Нью-Йорк вылетает самолет, и мне нужно быть на его борту. Джефф, вполне естественно, не понимает, почему мне так неожиданно приспичило вернуться в Нью-Йорк. Пока я заталкиваю в чемодан одежду, он засыпает меня вопросами. На каждый из них я отвечаю дважды: первый раз лгу вслух, второй говорю правду, но уже про себя. – Это как-то связано с Сэм? – Нет. Еще как связано! – Куинси, что-то случилось? – Пока нет. Да, она совершила ужасный поступок. Как и я. – И все равно, я не понимаю, почему тебе надо так срочно уезжать. Почему именно сейчас? – Потому что мне нужно как можно скорее вернуться назад. Потому что Сэм многое обо мне знает. Нечто ужасное. И нечто такое же ужасное о ней знаю я. Теперь мне надо раз и навсегда вышвырнуть ее из моей жизни. – Если это как-то поможет, я могу поехать с тобой. – Очень любезно с твоей стороны, но не стоит. У тебя работа, тебе нельзя ее бросать. |