Онлайн книга «Дикий берег»
Когда мы пересчитали ее товар, она сказала: – Я слышала, это вы из Онофре устроили южанам такую штуку. – Чего? – сказал я, слегка вздрогнув. Она рассмеялась, показав испорченные зубы, и отхлебнула из бутылки: – Не прикидывайся дурачком, деревенский. – Я не прикидываюсь, – сказал я. Она протянула бутылку, но я мотнул головой. – Чего, по-вашему, мы устроили тем из Сан-Диего? – Ха! По-нашему. Посмотрим, как вы отговоритесь, когда они придут спрашивать, зачем вы пришили их мэра. Меня затрясло от промозглой сырости, и я как стоял, так и сел. Взял у нее бутыль и выпил кислой кукурузной браги. – Давай расскажи, что ты слышала. – Ладно, – сказала она, радуясь возможности посплетничать. – На материке говорят, вы завели мэра и его людей прямо в японскую засаду. Я кивнул, чтобы она продолжала. – Ага! Теперь ты не отрицаешь. Так что японцы почти всех перебили, и мэра тоже. Они в Сан-Диего злые как черти. Если б не дрались промеж собой, кому занять его место, худо бы вам пришлось. Но сейчас каждая собака в Сан-Диего хочет быть мэром, по крайней мере так говорят на материке, а я им верю. Говорят, там черт-те что творится. Я отхлебнул еще глоток жуткого зелья, и он упал мне в желудок, как большое железное грузило. В воздухе висела мелкая морось, с края навеса капало. – Слушай, деревенский, что с тобой? – Ничего. Я свернул тряпье, поблагодарил ее и ушел, торопясь скорее попасть в Онофре и сообщить Тому новость. В другой дождливый день я торчал у Рафаэля в мастерской и ничего не делал. Я пересказал Тому, что слыхал на толкучке, а Том сказал Джону Николену и Рафаэлю, но никто из них особо не всполошился. Это меня очень успокоило. Теперь я сбыл это дело с рук долой и просто проводил время. Кристин и Ребл сидели, поджав ноги, под большими окнами, плели корзины и болтали. Рафаэль устроился на низкой табуретке и возился с аккумулятором. На грязном полу валялись детали и инструменты, а вокруг располагались Рафаэлевы изобретения и произведения: трубы, чтобы теплый воздух от печки согревал другие комнаты, маленькая печь для обжига, движок с велосипедным приводом и прочее. – Трудно с жидкостью, – сказал Рафаэль в ответ на мой вопрос. – Все аккумуляторы, которые были наполненными в день взрыва, давно испорчены. Окислились и потекли. Но, к счастью, на складах сохранились пустые. Они никому не нужны, поэтому продают их задешево. У меня есть знакомые мусорщики, которые пользуются аккумуляторами, они принесут на толкучку жидкость, если я попрошу. Она мало кому нужна, так что покупать ее выгодно. – Это так ты запустил свою мототележку? – Ага. Только она не нужна. Обычно не нужна. Мы тихо посидели, вспоминая. – Так ты услышал нас в ту ночь? – Не сразу. Я был на Бейзилоне и увидел огни. Потом услышал стрельбу. Я мотнул головой, стараясь привести в порядок мысли, и переменил тему. – А как насчет радио, Раф? Ты когда-нибудь пытался починить радио? – Нет. – Чего так? – Не знаю. Наверно, радиоприемники слишком сложно устроены. Мусорщики заламывают за них бешеные цены, а они все битые, негодные. – Да почти все, что ты у них покупаешь, такое. – Тоже верно. Я сказал: – Ты ведь можешь прочесть в инструкции, как работает радио? – Да я не очень-то читать умею, ты знаешь, Хэнк. – Я бы тебе помог. Я бы прочел, а ты бы разобрался, что это значит. – Может быть. Но надо иметь приемник, много деталей, и все равно не факт, что я смогу их собрать. – Но хотелось бы попробовать? – Еще бы! – Он рассмеялся. – Ты нашел серебряную жилу на своем пляже? Я покраснел: – Нет. Рафаэль встал и принялся рыться в большом стенном шкафу. Я лениво откинулся на подушку, которую подложил под спину, чтобы удобнее было сидеть на полу. Кристин и Ребл работали. Они плели корзинки из старых опавших иголок сосны Торрея, замоченных для большей гибкости в воде. Ребл брала пучок из пяти иголок, аккуратно расправляла и свертывала в маленький плоский кружок, привязывала к нему несколько кусков лески, раскладывала их в разные стороны, как лучи. Следующая пятерчатка расправлялась и накручивалась на первую, на нее следующая. Иголки связывались, получалось плоское донышко. Скоро, наоборот, требовалось уже по две иголки, потом три. Дальше пучки укладывались один на другой, у корзинки появлялся бортик. Я поднял готовую корзинку и стал ее рассматривать, покуда Ребл протаскивала между иголками леску. Корзинка получилась крепкой. Каждая иголка казалась витком шнура, так плотно пятерчатки подходила одна к другой. Четыре ряда иголок, идущие по бокам, изгибались буквой S, повторяя форму корзинки, которая сперва расширялась, потом снова сужалась. Сколько терпения нужно, чтобы вплести каждую иголочку на место! Сколько сноровки! Я уронил корзинку на пол, и она спружинила – вот какая крепкая и упругая! Глядя, как Ребл пропускает леску через две иголки в заранее приготовленную петельку, я подумал, что моя задача вроде этой. Когда водишь карандашом по бумаге, пытаешься связать слова, как Ребл связывает иголки, в надежде получить некую форму. Вот бы книга у меня вышла такая ладная, цельная и красивая, как корзинка у Ребл! Но об этом, конечно, нечего и мечтать. Ребл подняла глаза, увидела, что я на нее смотрю, и смущенно рассмеялась. На следующее утро тучи немного разошлись и можно было бы выйти на лов, но море волновалось так сильно, что не удалось вывести лодки. Закончив писать в книге, я пошел на обрыв и увидел старика – он прятался от ветра за выступом берегового обрыва. – Эй! – окликнул его я. – Что ты тут делаешь? – Гляжу на волны, разумеется, как всякий не лишенный чувств человек. – Ты хочешь сказать, глядя на волны, человек обнаруживает чувства? – Чувства или чувствительность, хе-хе. – Не понял. – И не надо. Взгляни на эту волну! Волны набегали с юга и вставали высоченной стеной от одного края пляжа до другого. Их было видно издалека: выберешь волну на полпути от горизонта и следишь, как она бежит к берегу, вырастая, пока не превратится в серый утес, бегущий навстречу нашему бурому. В пенистом подножии такой громадины человек показался бы куклой. Когда гребень переливался через край, вся волна с грохотом рушилась, брызги взлетали выше, чем был гребень, обрыв под нами заметно содрогался. Пена захлестывала пляж. Потоки бежали по песку, чтобы отхлынуть к следующей волне. Мы с Томом сидели в белой соленой дымке и перекрикивали рев прибоя. – Глянь на эту! – снова и снова кричал Том. – Глянь только! Футов тридцать пять будет, клянусь! |