Онлайн книга «Операция 2 "Рокировка"»
Девушкам такая отповедь явно не понравилась, но переспрашивать никто не стал. Да и времени не оставалось. Пришли. — Вы, это, не обращайте на меня внимания… целуйтесь, — Телегин ловко стащил с ног девушки мешок и стал нащупывать веревку. — Ой! — почувствовав чужие руки на своих лодыжках, Баська опомнилась и задергалась в объятиях Малышева… — Отпусти меня! Ты… Что именно девушка хотела прибавить осталось ее тайной, поскольку Андрей немедленно разжал руки, а оказавшись на земле, Баська поняла, что полностью свободна. — Спасибо. — Не булькает… — привычно проворчал старшина. — Командир, что дальше? — Дальше?.. — Малышев посмотрел на Телегина, на польку, вытер влажные губы и смущенно кашлянул. — Сопровождаем, уходим, остаемся… — перечислил возможные действия старшина, видя что Андрей испытывает временные затруднения с мыслительным процессом. Как после легкой контузии. — Остаемся?.. — Малышев помотал головой, отгоняя наваждение. — Нас же не приглашали. А нежданный гость, сам знаешь — хуже татарина. Ты, вот что, старшина — объясни девушке, что нам хлеб нужен. И проводник. Но, пусть не волнуется, место дислокации отряда выдавать не придется. За ней мы не пойдем. Здесь ждать будем. До рассвета. Захочет их командир нам помочь, пусть сюда приходит. Нет — поймем. У каждого свое задание… А хлеб возьмем сразу. Который рассыпан. Тут как раз по ковриге на брата. Хватит… Это переводить не надо… — Понятно, — кивнул Кузьмич и довольно бойко «запшекал» на польском. Наверно, с жутким акцентом, но в данном случае это было только на руку. Человеку, говорящему, как коренной поляк, доверия было бы значительно меньше. Гестапо и не на такие провокации способно. Научили за шесть лет оккупации… — Хорошо, — девушка сразу сообразила, что от нее хотят. — Только поступим иначе. Я телегу здесь оставлю. Без нее быстрее обернусь. Ну, а если не успеем до рассвета — не стесняйтесь, берите хлеба сколько захотите. У нас в отряде с едой нет проблем. Это про запас… На всякий случай. Отец говорит: запас карман не тянет… — Умный человек, — согласился старшина. — Если не судьба нам свидится, передай ему привет от Михаила Кузьмича Телегина. — Хорошо… — девушка повернулась к Малышеву. — Побегу я… До рассвета не так и долго осталось. Хоть и не лето уже, а светает еще рано… — Давай, дочка. Поспеши. Проводник нам не помешает… С ним мы вернее фрицам праздник испортим. Баська еще раз кивнула, крутнулась на месте и убежала. Прямиком по дороге… — Малая, а хитрая… — одобрил Кузьмич. — Думаешь, она телегу оставила, чтоб быстрее в отряд попасть? Ага, так я и поверил. Боялась, что мы по скрипу пройдем за ней прямиком в лагерь. — Без разницы… — Малышев взял с телеги хлебину, отломил кусок, понюхал. — Идите все сюда… Отдыхаем… Разбирайте хлеб. По две ковриги. Наглеть не будем. Ефрейтор Семеняк — в дозор. — Есть. Только, знаешь, командир… кажется мне, что поспать нам не удастся. — Почему? — Рядом где-то отряд. Даже в мирное время отец не отпустил бы дочь далеко одну, а уж теперь-то… И уснуть не успеем, как хозяева объявятся. Мне даже странно, что Мельника нам резать пришлось, а не партизанам. * * * На этот раз Степаныч чуток ошибся. Успели. И уснуть, и даже немного поспать. А если бы в дозоре стоял не Телегин, так и вовсе проспали бы. Уж на что таежный охотник-промысловик чуткий, а и он скорее почувствовал присутствие чужого, чем заметил его приближение. Кузьмич не стал окликать неизвестного, а только затвор передернул. Ночью в лесу каждый звук слышен. А понимающему человеку такого намека достаточно. — Pochwaleny* (*здесь — Слава Иисусу…) Незнакомец отозвался немедленно и даже ближе. — И тебе здравствовать. — Ne strzelaj. Swoi…* (* Не стреляй. Свои…) — Свои ночью дома сидят, а не по кустам шарятся… Разговор шел на двух языках сразу, но тем не менее, оба собеседника прекрасно друг друга понимали. — Пришел раньше времени, не хотел будить. Знаю, что солдатская доля тогда спать, когда разрешат, а не когда хочется. — После войны отоспимся. — Это, да. Главное — чтоб еще на этом свете… — тише прежнего ответил незнакомец. А потом спросил: — Ты, до войны, наверное охотником был? — Почему спрашиваешь. — До сегодняшнего дня меня никто не мог услышать раньше, чем я сам захотел. — Так и я не услышал. Учуял… — Збышек — меня зовут. Учуял? — Михаил. А что тут удивительного? — Телегин развеселился. — Ты когда в последний раз в бане был? На Пасху?.. Или еще на Рождество? Поляк засмеялся. — Уел… — Старшина, ты что с лесными духами переговоры завел? — Малышев проснулся, но не вставал. Продолжал лежать, наслаждаясь той непередаваемой негой, что возникает на стыке последних мгновений сна и первых минут пробуждения. Когда можешь себе ее позволить. — Никак нет, товарищ капитан. Гости к нам пожаловали. — А чего не будишь? — Так они и сами не торопятся. — Они, может, и нет… — Андрей рывком сел. — Зато у нас лишнего времени не предусмотрено. Давай, зови. — Сами слышат. Збышек, у того граба сидит. А второй… — старшина повел стволом левее… — вон там залег. — Пан инженер, можете больше не прятаться, — позвал товарища Збышек. Встал, забросил ружье за спину. Там, куда указывал Телегин, тоже послышалось шевеление, а потом и человеческий силуэт показался. Збышек тем временем приблизился к месту отдыха диверсантов. Двигался он, как по льду скользил. Чисто привидение. — Хорошим ты, наверное, охотником был, Михал? — поляк подошел ближе. Невысокий. Худощавый. Лица не разглядеть, но судя по голосу, скорее пожилой. Теперь он говорил уже по-русски. С характерным южным говором. — Начальство не жаловалось. Каждый квартал премии за перевыполнение плана имел. А что? — Ничего. Любопытно. А польский откуда знаешь? — Да, наверно, оттуда откуда ты русский. Живу долго… — Мне не удивительно. Я родился, когда земли Польши еще в состав Российской Империи входили. — А у меня из ваших ссыльных учитель был. — В Сибири? — Да. — А не Стахом Ковальским, случайно учителя звали? — Нет… — Кузьмич мотнул головой. — Фамилии не знаю. Он никогда не говорил, а я и не спрашивал… А имя помню. Отец называл его пан Тадеуш, а мне учитель велел звать себя Томеком. Знакомый? — Может и знакомый… — пожал плечами поляк. — В те годы люди часто меняли и имена, и фамилии. Чтоб родных и близких не подставлять… — слегка поклонился Малышеву. — Мое почтение, пан капитан. |