Онлайн книга «Превышение полномочий»
– Почитай что через три дня. – Мы вам об итогах розыска обязательно напишем. А то бы остались, помогли бы нам этих латышев ловить. – Латышей. Я бы остался, но начальство домой велело отправляться, да и командировочные к концу подходят. А с латышами, господа, я уверен, вы сами прекрасно справитесь. – Кунцевич повертел в руках пустой бокал. – Знаете что, а давайте, я научу вас пить по-русски? Я хоть и поляк, но предпочитаю пить по-русски. – Что такое поляк? – спросил О'Хара. – Не что, а кто, Брай, – опередил с ответом Кунцевича Персивальд. – Про поляков-то я знаю – это такой народ в России. Губернский секретарь подозвал официанта: – Скажите, у вас есть русская водка? – Да, есть. – Тогда несите бутылку. И три бифштекса с картошкой. Только бифштексы хорошо прожарьте. – По поводу бифштексов мне все понятно, сэр, а по поводу водки я не совсем понял. – А что тут непонятного? Возьмите бутылку, снимите с нее пробку и в таком виде, не разливая по бокалам, ставьте нам на стол. Глава 9
Петербург встретил Мечислава Николаевича солнышком. Он откинулся на спинку сиденья пролетки и наблюдал за фланировавшими по Невскому барышнями. Навстречу ехало несколько велосипедистов, очевидно, из какого-то общества. Возглавлял отряд сорокалетний мужчина с коротко стриженной седой бородой и в модной спортсменской кепке. Губернский секретарь проводил его взглядом и ткнул «ваньку» в спину: – Давай-ка, братец, в Казанскую часть, отдумал я на Гороховую. Шереметевский понюхал привезенную подчиненным сигару, отрезал ее кончик подаренной Кунцевичем же серебряной гильотинкой, чиркнул спинкой и выпустил в воздух клубок ароматного дыма: – Хороша-с. Да, угодили вы мне с подарочком, угодили. Спасибо вам большое. – Пустяки, ваше высокородие. – Нет, это не пустяки. Пустяки – это те улики, на основании которых вы мне предлагаете доложить их превосходительству о Яременко. От такого доклада не господину коллежскому асессору плохо будет, а нам с вами. Ведь нет у нас ничего против него, кроме ваших домыслов. – Как это нет? А показания Новоуспенского? – А что такого в показаниях нашего журналиста [62]? Ну говорит он, что Яременко приказал снимать для него копии со всех бумаг по делу о гранде на Выборгской, ну и что из этого? Яременко скажет, что это ему было нужно для параллельного дознания по политическим Трошкиным делам. А более ничего существенного у нас нет… – Но я же лично его видел в Лондоне! – В рапорте вы пишете, что стрелявший в Чуйкова мужчина был похож на Яременко ростом и телосложением и что лица вы его не разглядели, так как оно было скрыто бородой. Да любой мало-мальски грамотный присяжный поверенный от этого вашего опознания в суде камня на камне не оставит, а уж у Яременко присяжный, я думаю, будет из лучших. В общем, не ссорьте меня с жандармами. Вот, берите свой рапорт, – начальник сыскного отделения протянул подчиненному несколько густо исписанных листков бумаги, – берите и перепишите его, исключив оттуда все ваши догадки и умопостроения. – Слушаюсь. Чиновник особых поручений по судебным делам столичного градоначальства Михаил Михайлович Харланов первый раз в своей жизни опоздал на службу. Младший сын разболелся, и титулярный советник всю ночь не спал. Задремал только под утро, а когда проснулся – присутственные часы уже давно начались. Он стремительно пронесся по коридору градоначальства, открыл дверь кабинета, проследовал за свой стол и поинтересовался у письмоводителя: – Начальство меня на спрашивало? – Начальство нет, ваше благородие, а вот чиновник один давно сидит – дожидается. – Какой такой чиновник? – Некто Кунцевич, из сыскной. – Кунцевич? Что-то я не припомню, чтобы я его вызывал. – Так и не вызывали-с. Он сам явился. – Сам?! С каких это пор полицейские ко мне сами являться стали? [63] Ну что ж, зовите, коли пришел. Зайдя в кабинет и поздоровавшись, Мечислав Николаевич попросил конфиденциальной аудиенции и, дождавшись, когда канцелярский служитель выйдет, положил на стол Харланова несколько густо исписанных листков бумаги. После того, как титулярный советник с ними внимательно ознакомился, они беседовали еще почти час. В завершение разговора хозяин кабинета сказал: – Охранное формально, конечно, градоначальнику подчиняется, но фактически – это самостоятельная епархия, куда лучше никому постороннему не соваться. И я бы не стал, если б не такие серьезные обвинения. Сунуться-то я сунусь, но… Тут, милостивый государь, надо аккуратненько, весьма аккуратненько. Да-с… О результатах я вас уведомлю, ну а сейчас не смею задерживать. Кунцевич поднялся, поклонился и направился к выходу. Мечислав Николаевич сел на лавочку на одной из самых глухих аллей Таврического сада, раскрыл газету и принялся за передовицу. Но едва он начал читать про ликвидацию шайки русских анархистов в Лондоне, лавочка заскрипела под тяжестью опустившегося на нее человека. Кунцевич покосился в его сторону. – Здравия желаю, ваше благородие, – поздоровался вновь пришедший, кроша голубям ситный и не поворачивая в сторону чиновника для поручений головы. – Здорово, Лука, – сказал губернский секретарь, тоже не отводя глаз от газеты. – Ну-с, что новенького? – Новостей хватает, Мечислав Николаевич, малость погодя порасскажу об всем подробно, только спервоначалу главную новость сообщу. Один немчик с Литейной части порешить вас задумал, гайменника ищет. С полминуты Кунцевич соображал, наконец вымолвил: – Меня? За что? – А за дружка свово, которого вы якобы гдей-то за границей ухандокали. – Я? – Мечислав Николаевич, забыв о всякой конспирации, бросил газету и поднялся со скамейки. – Так обчество стучит [64]. – Понятно. Нашел он кого? – Пока нет. Немец хорошие бабки предлагает, но из хевры пока никто не соглашается – все-таки языка расписать [65] дело рисковое. Кхм… Прошу прощения. |