Онлайн книга «Устное народное творчество пациентов (сборник)»
|
– Все элементы прелюдии: объятия, поцелуи – мне очень приятны. Тепло растекается и что-то вибрирующее! Но потом! Господи, спасибо, что избавилась! Нет у меня терпения чувствовать себя биологической дыркой, в которую ритмично бьется потный сопящий самец. – Животных договорились оставить в покое. Они, кстати, редко вступают в половой контакт ради удовольствия. У них инстинкт продолжения рода прочно связан с бурными ощущениями сакрального момента. – А фригидные собаки, волчицы, слонихи, жирафихи, ослицы, львицы существуют? – Никогда не задавался вопросом. Инка, у тебя сколько мужиков было? – Где? – Ну… – слегка растерялся Борис, – там, сама знаешь… Инночка, кроме мужа, суслика, или… как его… луговой собачки, у тебя других не было? – Чтобы понять, что перец горек, не обязательно съесть много штук, – произнесла Инна, как ей казалось, авторитетным тоном. Но Борис улыбнулся и тихо пробормотал: – Перебор шампанского. Хватило бы и стакана. Чудна жизнь: бывший супружник ей лапши навешал, но для моего же удовольствия. – Что ты бормочешь? – Инночка! – повысил голос Борис, навалился на стол и взял ее руки в свои ладони. – Я люблю тебя! Безумно! Навсегда! Твои тревоги, комплексы, заморочки не имеют никакого значения. Главное, чтобы мы были вместе. Не отпуская рук Инны, Борис поднялся и, огибая столик, двигался к дивану, на котором она сидела. – Ты изумительная, неповторимая, парадоксальная, чертовски привлекательная… – Перебарщиваешь. – Ничуть. Последние полчаса я с трудом заставляю себя не пялиться на твою обнаженную грудь. Инна выдернула руки. О, ужас! В самом деле: полы халата разъехались, грудь нараспашку. И при этом Инна рассказывает о своей фригидности! Напрашивается на сочувствие. Халат – одежда примитивная, запахивающаяся. Одна пола заходит на другую. Левая на правую или правая на левую? Инна яростно сражалась с халатом, пока Борис не пресек ее трепыхания, не обнял. – Спокойно! Все хорошо. Тебе не противны мои руки? – Да. Нет, – поправилась Инна. – Не противны… совершенно… даже напротив… – Отлично. – Я не хотела тебя соблазнять! – О! Подобное удовольствие даже в мечтах не виделось. Тебе приятно, тепло? – Тепло. Уф, как глупо получилось! – Не бери в голову. Получилось замечательно. – У тебя родинка на шее. Никогда не замечала. – И еще одна на животе. Хочешь посмотреть? – Не хочу. То, что мне приятно и уютно в твоих объятиях, еще ничего не значит и не меняет. – Кто бы спорил. Инка, я поцелую твою грудь? Тихонько-тихонько. Пожалуйста! Я так давно этого хочу, а последние минуты просто умираю. Я легонько… вот так… * * * Инна всегда любила утренние пробуждения. Впереди был день с интересными занятиями, книгами, встречами. Выйдя замуж, Инна очень скоро поняла: встанешь раньше мужа, избежишь мучительного акта близости. Теперь же, впервые в жизни, проснувшись, она остро пожалела, что ночь короткая, что наступил день с заботами и хлопотами, с обязанностями и проблемами. Послать бы к черту все обязанности и заботы. Остаток жизни провести с мужчиной, с которым переплелась руками и ногами, чьи ровные удары сердца слышишь, и они заставляют твое сердце биться в унисон. Не сходить бы с этого кожаного дивана, хотя голое тело, много раз за ночь покрывавшееся испариной, липнет к обивке, а единственным постельным бельем служит ее, Инны, банный халат. Можно прочитать в десятках книг про сладость шоколада или красоту Венеции. Спокойно встретить последний час, не отведав шоколада и не поплавав по каналам Венеции. Можно внушить себе, что ты врожденно холодная женщина, что у тебя какой-то ген дефектный, что ты обязана наполнить свое бытие другими ценностями, найти интересы, которые доставят удовольствие иного рода – интеллектуального, эмоционального. Так и прожить дура дурой. Хочешь шоколада – разбейся в лепешку, но налакомись. Мечтаешь о Венеции – продай последнее, но поезжай… Размышления Инны прервал голос Ксюши: – Папа, я проснулась! Папа, иду к тебе! – Стой! – закричала Инна, вскочив. – Подожди, Ксюшенька! Борька, просыпайся! Она потянула за свой халат с неожиданной силой, Борис свалился на пол. – Что? Где? Во сколько? Тарифы завышены, – спросонья бормотал он. – Быстро одеваемся! – пнула его ногой Инна. – Ксюша идет. – Ага, сейчас! – вскочил и засуетился Борис. – Помоги мне, – попросила Инна, которая никак не могла попасть в рукава халата, вывернувшегося за ночь невероятным образом. Только одели Инну, как дверь стала медленно распахиваться. – Трусы? Где мои трусы? – вновь рухнул на четвереньки Борис. – Штаны, брюки надень, – велела Инна и загородила его спиной, – про трусы забудь. Скорее! Ксюша зашла в комнату, следом вбежал Шустрик. В отличие от девочки, кота ничто не удивило, он привычно принялся тереться и ластиться. – Тетя Инна? Папа? А что вы тут делали? Инна услышала, как вскрикнул Боря, прищемив замком молнии нежный и возбужденный участок тела. – Мы тут… – быстро заговорила Инна, – …играли. Да, играли немного, то есть мы тут… очень интересно играли… – А мне можно с вами? – спросила девочка. – Нет! Что ты! – воскликнула Инна. – Видишь ли, малышка, – выступил вперед Борис. – Мы тут с тетей Инной играли-играли… всю ночь и решили пожениться. Ты не против? – Он взял дочь на руки. – Тетя Инна будет твоей мамой. – Я буду ее мамой называть? – уточнила Ксюша. Она и Борис повернули к Инне вопросительные лица. – Конечно! – выдохнула Инна, у которой навернулись слезы. – Я согласная, – сказала Ксюша, – и Ванька теперь не будет вредничать. – Это еще вопрос, – вздохнула Инна. – Все вопросы решаем с ходу, – бодро заявил Борис. – Сейчас идем к вам и объявляем… – Погодите! – остановила Инна. – Приведите себя в порядок. И мне дайте время. Что за манеры в этом семействе? Свататься с нечищеными зубами. На кухне мамы не было. Инна заглянула к ней в комнату. Анна Петровна лежала с открытыми глазами. Дочери не понять, какие чувства она пережила, наблюдая за стрелками на часах. Инна отсутствовала час, полтора, два… должно было свершиться, не в шахматы же они играют. Анна Петровна испытывала усталость и бессилие (даже завтрак детям не приготовила), которые случаются при достижении заветной цели. – Мама, – присела на кровать Инна, – доброе утро! |