Книга Империя Машин, страница 17 – Кирилл Кянганен

Мы оглядели другие, едва видневшиеся из — за «тумана» скалы — там происходило то же самое.

В один прекрасный момент соседний остров рухнул вниз и его поглотило подобие лавы, а наш осел так низко, что испарения стали невыносимыми.

Все началось с легкого недомогания, затем заболевания участились, но каждый человек понимал — начинается эпидемия.

И она началась…

Обычно больных изолируют от здоровых, но у нас получилось наоборот. Здоровых запирали в морозильниках, убивали из ненависти. «Как это? Я заболел, а эта тварь живет и здравствует…» — такие диалоги процветали около пятерки лет.

Недолгий срок для спокойной жизни, но мучительный для страданий.

Эпидемия косила без разбора.

Тогда у нас были противогазы, но, видимо, инфекция проникала сквозь кожу.

Ничего не спасало.

Кто — то выбрасывался с балкона своего дома, кто — то резал вены, а кто — то, как, впрочем, и везде, напивался…

Удивительное дело, даже в момент падения находятся готовые выпить стаканчик за здоровье… Хотя конец света… слишком натянуто сказано.

— А солдаты? А врачи? Они не вернулись?

— Ирония в том, что они все-таки вернулись, ровно через пять лет, и были «приятно» удивлены: Кто — то выжил? Они, ублюдки, ожидали увидеть кладбища, а может поверили сказке придворного писца.

— А вода?

— Вода… Все осело, ты спросишь: Почему тогда мое убежище было под водой? Возможно пролом, часть тектонической плиты в том месте обвалилась, или растаяла под действием иридиума.

— Так и было… — сказал грустный мальчик. — Одинокий удар, после чего освящение отключилось, а спустя время иридиум затопил этажи бункера.

— Тебе трижды повезло.

— Какой сейчас уровень воды?

— Метров десять, может двадцать, но в некоторых местах и под тысячи дойдет. Земля искорежена.

Слыхал, ученые говорили, что она сейчас скорее напоминает не круглый шар, а подобие огрызанного яблока. В одном месте гладкая, а в другом — дыра.

Видишь — никакие растения не растут помимо паразитов. Мы питаемся химической продукцией. Кое — чему научились в лабораториях — с голоду не помрем. Но лаборатории — им тоже нужны источники органического происхождения. Как известно из неживого живое не создать, а найти остатки живого становится трудней и трудней.

— Я видел зелень здесь — показал мальчик на карте. Она росла вдоль дороги.

— Даже если это и правда, её слишком мало. Пойми, лучше, если об этом никто не знает.

Фильтры Мастера щелкнули клапанами.

Защипало кожу будто у Альфредо как у гуся выдирали перья для жарки. Зрачки его выросли до размера глаз, но мальчика отвлекало пощипывание собственного тела.

— Как называется остров?

— Никак, просто остров, а вон тот, дай сюда карту.

Альф показал на соседний.

— Остров Цепей.

— Почему цепей? Там, как и у нас: громадные механизмы, закрывающие взгляд, только вместо плоских дисков и стержней, цепи?

— Рабство…

Рабство? Мальчик не слышал об этом явлении. Но Альфредо не был настроен отвечать.

Они прошли по шаткому мосту между расщелиной молча, затем перепрыгнули на соседнюю крышу, и сели на металлические стулья.

— Послушай меня до конца — это важно, — сказал Альф, заметив настроение Неизвестного, — Вернувшиеся с Рокмейнсейла первым делом согнали всех под дулом невиданного ранее оружия — паровые револьверы, стреляющие пулями с сердечником льдистого камнелиста. Такая пуля сулила мучительную смерть, стоило ей поцарапать кожу. Кровь вступала в реакцию с камнелистом и испарялась.

Альфредо вспотел, и перевел дух. Перебирание воспоминаний давалось ему с трудом.

— Они сгоняли людей строить дамбы, а затем — снова иридиумовые башни, которые качали его вместе с нефтью. Эти два вещества абсолютно не конфликтовали и перевозились в одном контейнере.

Плюс иридиума в том, что он одинаково быстро плавит пластмассу и металл. Почему — то скорость плавления не зависит от плотности, состава элемента, а лишь от толщины.

Во всех этих механических лифтах, шляющихся круглые сутки вверх и вниз живут аристократы, и приверженцы императора.

Ты сам видел с каким лицом они глядят на тех, кто находится внизу.

Мы решили организовать сопротивление, назвались парящими кинжалами, и создали братство, а себя именовали — Исорийцами, в честь предков, выживающих копьем и голой кожей.

Благодаря изобретению профессора Лебедева, мы получили невидимость, и. Забыли предков.

Лебедев создал первый плащ из полупроводникового волокна, собирающего пучки света, и назвал его Плащом тайн.

На короткое время Плащ преломлял солнечные лучи и при свете дня мы были невидимыми. Но стоило первому лучу зайти за горизонт — эффект пропадал.

Мы сильно разозлили императора, и победа уже, казалось, была в руках, но тут многие исорийцы захотели жить как наши враги — дворяне и аристократы. Жена предала меня, и я… Похоронил ее.

Альфредо так и застыл, сказав лишнее. Брови его поползли ко лбу, он сглотнул как от испуга воззирая на мальчика и переменил тон.

— На заседании братства я единственный, кто выступил против.

Остальные согласились, и на следующий день орден решающим голосом заключил пакт перемирия и сотрудничества с империей.

— Ваш орден? — уточнил мальчик.

Альфредо не спроста опустил это слово.

— Да, орден… — сказал он невнятно и подлил в жестянку чаю из придорожной травы.

Мальчик ощущал неосязаемую нить, думая о которой он расшевеливал собеседника на эмоции, но еще не понимал, как оно действует.

— Император получил поддержку исорийцев, мигом устранил врагов, а часть наших братьев возвел в высшие чины — просветители — называл он их, поднимая до одноименных распространителей религии в век поклонения земле.

Просветители — связывающее звено… Цепи, как Остров Цепей. Рифстенол — родильный дом правосудия и справедливости. Молодняк стекался туда, обучаясь применять свой ум в целях примирения… Независимые арбитры с Рифстенола покупались должностями, как охапка цветов. И вот — империя вновь едина, черт бы ее побрал…

А Лебедев как — то тихим вечером исчез, и узнали мы о нем лишь тогда, когда он выступал за строительство обсерватории далеко за морями в столице. Грелся, небось, гаденыш, на солнышке. Когда — то у нас была религия, но ни слуху, ни духу о ней уже давно не виднеется. На останках веры был создана коллегия высшего сыскного отдела— Рассветная Скрижаль, или просто — Скрижаль, проводящая Суд Веры среди неверных. В нее вошли некоторые из просветителей. Самые извращенные мастера пыток. Я их назвал свежывателями. Они ловили неверных и ставили им клейма, которые обозначили знаком падшего, а значит убогого или трусливого преступника, скрывающегося от правосудия. Система работала как по маслу. В будущем клейма получали не только виновные, а все враги и противники самодержавия.