Книга Империя Машин, страница 28 – Кирилл Кянганен

Он украсил всё: от изувеченной постройки до новеньких подобий домов.

Оборванные столбы и линии электропередач под белой «кожей» походили на сосновые леса. Засыпанные порошковатым налетом с примесью хрустальной стружки, они растекались по порченной выбросами земле. Алан, как сказал Альфредо, бывал в Империи Солнца. Там они называли хрусталеподобные высыпания Солевым Дождем. Он выпадал в теплые сезоны и придавал пустыне блеск, за что в каньонах прозвался бриллиантовой жилой.

Всё блестело чистотой и новизной, словно ничего вчера и не случилось.

«Уж не простила ли земля грех?» Он верил, что Солнце — око мира, чрез которое мир смотрит на изменения в себе и, что она, земля — союзник добрых сил.

Но вот подул ветер, и смыл наваждение.

Снег внизу был грязным и черным.

Грянул гром, резко стемнело, будто миновал день, и с неба полился дождь вперемешку с градом, снова оголяя сокрытые раны.

Небо, куда не глянь, исполосовано красными капиллярами молний, мельтешащими всюду над мокнущими улица. А с краев острова, со стороны бескрайнего моря, шел пар.

Он поднимался из недр, где иридиум вытекал на дно океана. Попадая в воздух, он вызывал легкое головокружение, словно прием наркотика, убийственного удовольствия, куда опаснее всех существующих.

Мальчик неотрывно следил за всплесками диких явлений, пока улица не слилась в черноту.

Он отцепился потирая локти с шеей и присел.

— Громыхает, будь здоров — услышал он голос из соседской камеры.

Было скучно глядеть в проём. И страшновато. Опрокинутая лучина куда — то закатилась, и на решетку отбрасывались крысиные тени размером с рослого мужчину. Пища, они сцеплялись за разграбленные остатки обеда.

Мальчик подполз к затвору.

Серая крыса отвлеклась на его приближение, и вторая отбросила её к решётке камеры.

Не успела она опомниться, как шею её обхватила тощая рука, а в попискивающую головку вошла ножка от стула.

Мальчик вздрогнул.

Тем временем показалась голова заключённого, и его едва не вырвало от увиденного. Он вцепился в тушку зубами и упираясь руками, разорвал еще дышащего зверька на части.

— Суфье отротье! Мой зуп! — прошепелявил тот.

Мальчик заплакал, страх и отвращение овладели им. Он всегда кормил и жалел пушистых обитателей туннелей и брошенных труб.

Узник смачно чавкал, восхваляя небеса «за чудесный подарок».

Наконец, мальчик переборол трепет и глянул на арестанта.

Тот бросил ему кусок. От рассеянности, он не среагировал, и мясо отскочило от груди, замазав её кровью.

— Растяпа, кто учил тебя выживанию?

Неизвестный робко дотронулся шара. Это была её голова, обмотанная хвостом.

— Хочешь есть? Ешь. Или я зря перевожу добро?

Ребенок сглотнул слюну и отопнул подачку ногой.

— Ни себе ни людям. Пинать научись! Хорошо, что след от твоей конуры. Вернется тюремщик, хулиганство то выбьет!

Вскоре зубы застучали от холода, пронизывающего до самых костей.

Мальчик завернулся в единственную вещь, присутствующую в комнате — одеяло. Задубелое, оно сгибалось с хрустом, но приложившись спиной к решетке он заснул.

Ему приснился день, когда распечатали люк бункера, и прохладистый солоноватый воздух взбудоражил ноздри.

Они поднялись на крышу торчащего из воды убежища, окруженного синевой, и отец сел рядом:

— Будем учиться рыбачить.

— Что такое — рыбачить?

— Ловить рыбу, я покажу как это делается, а ты смотри, и наберись терпения — одного из самых ценных качеств, помогающих сохранить свой мир, и мир других.

Холод возвращал к реальности, он просыпался и засыпал снова, чтобы увидеть тот мир, где солнце мило светит свысока, синее море выносит отражения, дублируя светило, и вода мягко колышется о ноги в резиновых сапогах. И они с «отцом» закинув удочки, ждут.

Проснувшись в очередной раз, он заметил настенные часы — стрелка тикала, как и тикала жизнь.

Превращая секунды в годы, минуты в тысячелетия.

Хвойный лес… «отец» однажды упомянул это название с заметной грустью. Почему ты такой печальный? — на этот вопрос он услышал ответ:

— Одно и самых прекрасных творений в Севергарде, таких лесов всего пять или шесть, земля слишком неплодотворная, и суровый климат сломает даже такие живучие деревья, как сосны, ели и Сонмирские лиственницы.

— А какой там климат?

— О — о, разнообразный! Например, в понедельник, ближе к экватору, можно разгуливать в подрезанных брюках и майке, а во вторник ночью забушует метель, и температура упадет до треска в окнах. Трубы прорвутся, и группа ремонтников с нудным ворчанием поднимется со своих мест, включит сирену, зажжет паровой мотор и направит машину в сторону аварии, зная, что теплый недопитый чай не будет их ждать на морозе. Остынет, прольется от землетрясений, или его выпьет кто — то другой.

Его сон развеял голос Альфредо.

— Ты можешь навечно зависнуть в грезах. Люди мечтают об совершенстве. Придумывают его для себя, но в конечном итоге, когда счастье порой соизволит появится, оказывается, что им страшно взять кусочек. Пирог, к которому они стремились, отведать его, взять ответственность. Они выбирают другое: закрыться, бросить всё, и оставить счастье мечтой. Мечты хороши… но они и приносят ту боль и ту погибель, куда страшнее эпидемий, убийств и самого апокалипсиса. Из — за несбывшихся миллионов желаний, не сбывшейся мечты, порождается всё гадкое.

— Как вы сюда попали? — Неизвестный сонно протер веки. Он не отличал, вся ли фраза принадлежала Альфу или ему довещивал сон?

— Тюремщик пустил, выползай из-под одеяла, или тебе по душе застрять здесь на годы?

— Никто вас не пускал, и вы сами постоянно витаете где — то там.

— Мы не идеальны. И ты прав: меня не пускали. Я просто зашел через парадный вход.

Мальчик слегка улыбнулся.

— Вот и молодец, скажу тебе второй раз. Возьми одежду и собирайся, пора тебе предоставить здание с оседающими стенами более подходящим его клиентам. Они уже заждались свободной камеры.

Он понуро глянул на нетронутую еду.

— Переживаешь из — за крыс? Они — чумной рассадник. Наши их сжигают, дабы не плодились.

Неизвестный подумал, что лучше промолчать о том, как он прикормил в Башне грызуна. И даже дал ему имя… Которого сам был лишён.

— Давай, застегну, пальцы небось отмерзли — присел на корточки мастер.

— Чья кровь? Тебя ранили?!

— Крысиная.

— Покажи руки, живот и спину. Ребенок послушно разделся. Удовлетворившись в правдивости слов, Альфредо похлопал его по плечу.