Онлайн книга «Небо в алмазах»
|
* * * Самойлов глубоко запустил пальцы в баки. – Экспертиза говорит, смерть наступила ночью. А вызвали нас когда – помнишь? Самойлов призадумался, распушил баки. – А чего – на службу ей вставать? – Тоже верно. Теперь задумался Зайцев. Синицына пришла с яйцом – значит, рутинный порядок: позднее пробуждение было обычным делом. Убийца, получается, это знал? Знал, что никто Варю долго еще не хватится? Он решил отойти от фактов ненадолго – чтобы потом вновь увидеть свежим взглядом. – Ты про политинформацию слышал? – А чего про нее слышать? – перестал трепать бакенбарды Самойлов. – Перескажи своими словами, что в газетах пишут, и всего делов. Зайцев вздохнул. – Ладно, посмотрим, что Крачкин скажет. – А ему зачем? – удивился Самойлов. – Он же не комсомолец. Ты лучше Розанову спроси, это ее затея. – Да по Вариному делу. У него небось пальчики уже готовы. – Вот про соседей-поклонников удивится. – Он не удивится. Он старый. – Такое даже он еще не видел. – Ставлю маленькую пива. – Ага! – Чего ага, Самойлов? Чего ага? – Ссыковато на большую. – Не поэтому. – Потому что знаешь: продуешь. – Потому что пить вредно, Самойлов! Крачкин удивился: – Одиннадцать комнат – и в каждой поклонник или поклонница?! – Квартирка, ёпт, – подтвердил довольный Самойлов. Показал Зайцеву жестом: большую пива с тебя. Тот ответил жестом: маленькую, маленькую. Крачкин с неудовольствием посмотрел на пантомиму. – Не пойму только, – вернулся к делу Самойлов, – как это они на нее не обиделись? * * * Сидели все на излюбленных местах: Самойлов и Серафимов на молескиновом диване, Нефедов на подоконнике, Крачкин в кресле, продавившемся чуть не до самого пола. Зайцев, как всегда, вышагивал по кабинету, присаживаясь то на край стола, то на подлокотник дивана. – За что обижаться-то? – Жить-то с ней в квартире пригласила, прислуживать себе – пожалуйста, а мебелишкой делиться – ни-ни. – Богиня, – пожал плечами Крачкин. – Богам положено быть капризными. – В общем, если не брешут соседи эти, – продолжал Самойлов, – затею они все приняли на ура. Почли за честь. Сами перетащили все ее имущество в самую большую залу. А потом радостно вселились со своими манатками в опустевший апартамент. – Коммуна прямо какая-то, – все не мог себе этого представить Зайцев. – Ну… И понятно, что ее затею вернуться в кино они тоже хором одобрили. – Она и это с ними обсуждала? – уточнил Крачкин. – То-то я, когда первый раз Синицыну допрашивали, подумал: на хрена ей столько гусиного жира? А свежих яиц? Это ж обожраться можно. А ей, видишь, для омоложения. Горло, видишь, яйцами полоскать… Голос разрабатывать. Я еще тогда обратил… – Только почему-то никому об этом не сказал, – безжалостно прервал Крачкин. – Забыл сказать, наверное. Самойлов надулся. – Ладно тебе, Крачкин. У нас у всех факты были под носом. – Черт-те что. Все не то, чем выглядело, – признал Серафимов. – Старуха оказалась молодой бабой, а соседи – прислугой. – Меня другое больше удивляет. Ночью в любой квартире более или менее тихо. Спали все. Хорошо, я верю. – А я нет, – встрял Самойлов. Крачкин демонстративно повторил: – …верю. Имею ту же эксцентрическую привычку – спать по ночам… Но в тишине любой звук слышнее. Зайцев обернулся от Крачкина – к Самойлову: – А какие комнаты с комнатой убитой соседствуют стена в стену? Самойлов справился в блокноте: – Ступников и Легри. – О, покалякать с ними надо попристальнее. Отлично. …Крачкин, а ты о чем задумался теперь? Взгляд у старого сыщика не сразу вынырнул на поверхность. – Вы подумайте… Какая верность кумиру, – нехотя ответил он. – Я все-таки не отказываюсь от своих слов, – снова пошел в бой Самойлов. – Мое предположение: ищи среди соседей. Особенно женского пола. Хоть какие они поклонники. Когда люди вместе живут в одной квартире, срут в один нужник, на одной кухне кастрюлями стучат, разные обиды возникают. Из года в год курочка по зернышку клюет. А потом – самая мелкая мелочь: кран не закрыли, свет не потушили, кастрюлю не там поставили. И привет. Жмур. – Мы эту версию не сбрасываем, – заверил его Зайцев. Самойлов довольно откинулся на молескиновую спину, та испустила скрипучий вздох. – Как и версию, что цацки Варины кому-то спать спокойно мешали. – Одно другому не противоречит. – Ты о чем, Крачкин? – А что, если кто-то из соседей навел? Допустим, даже не совсем умышленно. Мог, например, Синицыну эту в ломбарде однажды кто-то приметить. – В торгсине, – поправил Самойлов. Крачкин опять и ухом не повел: – …особенно если в ломбард она ходила один и тот же. Попалась на глаза кому не надо, и… Зайцев поднял обе ладони: – Погоди, Крачкин. Могло так быть, как ты говоришь? Могло. В жизни бывает всякое. Но мы будем стоять при фактах и идти не дальше, чем они нас пускают. Лады? Давай факты, Крачкин. Тот зашуршал папкой. – Во-первых, нож. Четких пальцев нет. Если и были, стерты. Все поскучнели. – Во-вторых, на рояле, – продолжал Крачкин. – Убитая. И неизвестный. Скрипнул диван, все едва заметно шевельнулись: дело сдвинулось? – Ну ты даешь, Крачкин, – воскликнул Зайцев. – Это же во-первых! На столе затрещал телефон. – Я вот чую, кто-то из соседей замешан, – не сдавался Самойлов. – Чую – не аргумент. – За так называемым чутьем обычно стоит наблюдение, которое не отпечаталось рассудком, – заметил Крачкин. – Самойлов, чутье твое подкрепим фактами: пригони соседей на пианино нам поиграть. Зайцев подошел, снял трубку, прикрыл, говоря в комнату: – Размышление никому не повредит. Но помним: за версии не цепляемся. Глаз себе не замыливаем. С психологией не перебарщиваем. Опираемся на голые факты. Погоди, Крачкин, про пальчики ещё… Да, – ответил он в трубку. Все сидели, слушая неразборчивый ропоток. |