Книга Земля перестанет вращаться, страница 14 – Ольга Володарская

Павел открыл подъездную дверь магнитным ключом, но зашел не сразу. Сначала постоял несколько секунд на пороге, собираясь с духом. Минуту назад он принял решение, в тот момент, когда увидел светящееся окно своей кухни, и сейчас морально готовился к тому, чтобы сообщить о нем жене и матери.

Паша поднялся по лестнице, хотел отпереть замок, но дверь распахнулась за секунду до того, как он вставил ключ в скважину. На пороге он увидел жену в нарядном переднике. Лена еще и прическу сменила. Носила неопрятный хвостик, а тут постриглась под каре. Стрижка ее не красила, но придавала более ухоженный вид.

— Наконец-то, — сказала Лена, увидев мужа.

— Что, мусор надо выкинуть? — спросил он.

— Нет, почему сразу… Просто я приготовила твой любимый борщ, но он начал остывать.

— А дверь ты мне открыла зачем? — Лена никогда этого не делала. Раньше, до трагедии, даже не выходила из комнаты, когда Паша возвращался.

— Увидела тебя в окно, решила встретить.

Паша вошел в квартиру, начал разуваться.

— Я чуть подогрею борщ, пока ты умываешься. Через пару-тройку минут он будет ждать тебя на столе.

— Спасибо, я не голоден. — У Паши на самом деле не было аппетита. Но маминой стряпни он бы немного отведал, она была отличной кулинаркой, в отличие от Лены.

— Ничего не хочу слушать, — мотнула головой жена. — Ты исхудал, я должна тебя хоть немного откормить.

— Ничего ты не должна, Лена, — устало проговорил он, направившись в ванную.

— Ты можешь хотя бы ложку съесть, чтобы меня порадовать? — крикнула она ему вслед. — Для тебя же старалась… Этот дурацкий борщ, с ним столько возни! Я после работы, не отдохнув, к плите встала, а ты…

— Хорошо, я съем ложку, — бросил Паша, перед тем как закрыть за собой дверь.

Он включил воду, сунул под нее руки. Пока мыл их, смотрел на свое отражение. Исхудал, тут жена права. И постарел лет на десять. Пашу это не волновало бы вообще, но он стал неузнаваем. Новый охранник на проходной не хотел пропускать его, потому что на фото в нем он выглядел как сын самого себя. Так же и в паспорте. Не так давно, в сорок пять, паспорт поменял, а как будто лет пятнадцать назад…

— Павлуш, тебе Сашка звонит, — услышал он через дверь мамин голос.

— Который?

— Наш.

— Скажи, наберу его через полчасика.

Матушка передала брату слова Паши. С Сашей тот общался реже, чем раньше, но все же разговаривал. Дядечку Сашечку же исключил не только из друзей, а из круга своего общения. Не только близкого — дальнего. Паша мог переброситься парой слов с продавцом в магазине, водителем маршрутки, с дворником, просто прохожим, желающим узнать, который час, но Саше он не сказал ни слова с момента похорон Дашеньки. Он посмел на них явиться, и Паше пришлось подходить к нему, чтобы попросить уйти. Он не проклинал Сашечку, не угрожал ему, даже не обвинял открытым текстом… Не было такого, чтоб он бросил ему в лицо фразу: «Моя дочь погибла из-за тебя!», хотя думал именно так. Не напейся Саша в тот день, Дашенька не ушла бы от него раньше и не попала бы в руки маньяка. Но Паша видел, что друг — бывший друг — и сам думает так же, поэтому просто сказал: «Уйди и больше никогда не появляйся в моей жизни!»

Тот убежал, плача. Горько, надрывно, пьяно…

Потом, уже после сорокового дня, пытался помириться. Звонил, через маму и брата что-то передавал. Один раз явился к подъезду, сидел, ждал возвращения Паши с работы, когда увидел, бросился к нему, что-то бормоча. Но тот обошел его, как неодушевленное препятствие, столб, куст, пожарный гидрант, и скрылся в подъезде.

— …Паша, борщ на столе, — прокричала Лена и стукнула костяшкой согнутого пальца в дверь. Паша поморщился. Какой же неприятный у нее голос!

— Иду, — ответил он. Затем вытерся и вышел из ванной.

Запах борща витал по квартире. Но был не особо приятным. Ленка, как всегда, бухнула в него слишком много уксуса, но забыла добавить чеснока. Зато скатерть новую на стол постелила. Красную в белый горох. Таким же был ее фартук.

Паша сел на свое привычное место и только тут заметил, что тарелки только две.

— А мама что, есть не будет?

— Она потом.

— Позови ее, пожалуйста.

— Я думала, мы вдвоем посидим… — разочарованно протянула жена. Не иначе, надумала предпринять вторую попытку возобновления сексуальных отношений. А раз подпоить трезвенника-мужа нет никакой возможности, то хотя бы подкормить.

— Я хочу поговорить с вами обеими.

— О чем? — напряглась Лена.

— Позови маму.

Но та сама показалась в коридоре. Наверное, подслушивала.

— Борщ будете? — спросила у свекрови Лена.

— Сама налью, — ответила ей та. Подойдя к плите, сняла крышку, понюхала борщ, чуть скривилась и стала добавлять в него сахар, чеснок и сушеную петрушку.

— Опять не по-вашему сварила? — поджала губы Лена.

— Кислый же и не острый.

— Да вы же еще не пробовали.

— А я по запаху чувствую. — Мама взяла у Паши тарелку, а вместо нее поставила другую, в которую налила доведенный до ума борщ.

Все расселись. Зачерпнули по ложке. Лена сделала вид, что ей понравилась ее кислятина, и принялась хлебать борщ, причмокивая от «удовольствия». Матушка тоже немного поела, но даже после «тюнинга» блюдо оставляло желать лучшего. Паша же отставил тарелку и выдал:

— Я ухожу.

— Куда? — опешила мама.

— К кому? — взвизгнула жена.

— Можно мне договорить? Не прерывайте меня, пожалуйста.

Но Лену было не унять:

— Бабу нашел, я так и знала! Секса не хочет, в облаках витает, возраст опять же кризисный — седина в бороду, бес в ребро…

— Заткнись, — тихо проговорил Паша.

— Кто она? Ирка-кладовщица или Галя из бухгалтерии? Обе вьются вокруг тебя…

Ира была инвалидом третьей группы. Ей было тяжело переставлять коробки, и Паша ей часто помогал. А Галя тоже потеряла ребенка, только он умер своей смертью, скончался от лейкемии в двенадцать лет, и они с Пашей иногда ездили вместе на кладбище.

— Заткнись, — повторила слова Паши мама. Но громко и зло.

— Что, сыночка выгораживать будете? Валяйте! Вы меня всегда ненавидели, считали недостойным вашего распрекрасного Пашули. А что в нем хорошего? Размазня! И в постели ноль. Уж не знаю, на что там Ирка с Галькой повелись…

И тут мама удивила. Она с размаху влепила Лене пощечину.

— Он дочь потерял, дура! Поэтому сам не свой.

— Я тоже ее потеряла, — закричала Лена, вскочив. Животом задела тарелку, она накренилась, борщ пролился и растекся по столу кровавой лужей. — Но я живу дальше. Пытаюсь наладить отношения. Потому что у нас остались только мы…