Книга Земля перестанет вращаться, страница 61 – Ольга Володарская

— Гриша, у Казачихи появился подражатель. Как думаешь, с кем представители следствия переговорили, когда это выяснили?

— Значит, все было не напрасно, — воодушевленно проговорил Гриша.

— Что именно?

— Наши усилия.

— Так, давай поднимемся к тебе и поговорим.

— Комнату хотите осмотреть. Потому что ордера пока нет. Иначе допросили бы меня где угодно. Хоть бы и в кустах.

— Хорошо, что ты парень неглупый. С вами легче… — Он хлопнул Гришу по спине. И очень сильно. — Ты понимаешь, что являешься на текущий момент главным подозреваемым?

— Почему я?

— Даша, Кристина, Марина. Ты был знаком со всеми погибшими девочками. И ты фанат Казачихи.

— Кто такие Даша и Кристина, я знаю. А что за Марина?

— Кузя.

— Наташкина подружка?

— Она самая.

— Ее тоже убили?

— Этой ночью.

— И вы думаете… — Гриша аж задохнулся. — Это я? Всех их?

Багров развел руками.

— Нет, нет, нет! Вы что? Я только подбрасывал струны.

— Сейчас сохранись и перейди в режим ожидания. Продолжим у тебя в комнате.

Они уже дошли до подъезда, Гриша открыл дверь. Осталось подняться на нужный этаж и зайти в квартиру. На это ушло меньше минуты.

— Тишина, — заметил Багров, переступая порог. — Ни хозяйки, ни соседки.

— Могу я умыться?

— Открой сначала мне свою комнату.

Матросов без возражений отпер замок. В «келье» не было ничего, что могло его скомпрометировать.

В ванной Гриша пробыл недолго. Ополоснул лицо и рот. Снял рубашку. Есть уже не хотелось. Только пить. Григорий сделал несколько глотков прямо из-под крана и прошел в свою комнату.

— Давай рассказывай, — сказал ему Багров.

— Секунду. — Он подошел к шкафу и достал из него футболку. Сверкать голым торсом перед незнакомцами некрасиво. Разве что ты находишься на пляже или в бассейне. — Что вы хотите знать?

— Кто такой Оборотень?

— Не знаю. Мы никогда не встречались.

— Но общались в Сети сколько времени?

— Года полтора. Я заинтересовался историей Казачихи до нашего знакомства. Меня познакомили с ней там, где она жила когда-то. На Рублевке. Там была дача ее отца. Меня зацепило. Я стал искать информацию и наткнулся на закрытую группу. Оборотень, если можно так сказать, лоббировал Казачиху.

— Нельзя так сказать. Он же не оказывал давления на государственную власть… Ты в институте учился, че несешь?

— Ладно, выражусь иначе: он активно ее продвигал. Как героиню, заслуживающую внимания, но лишенную его. Оборотень считал, что она достойна славы Чикатило и Оноприенко. И дала бы фору отравительницам родственников и убийцам пенсионерок. Не говоря уже о пособницах мужей-маньяков. Женщин-серийниц немного. И все известные нам имели какую-то выгоду. Или под кого-то прогибались. Убила — нажилась. Убила — угодила. Только Казачиха просто баловала себя. Делала что нравится. Наслаждалась процессом…

— Ты был с ним согласен?

— Мне она была очень интересна. Я мечтал увидеть ее. Пусть и по телевизору. Но скрыть историю Казачихи — все равно что сжечь полотна молодого Ван Гога.

— Ты сравнил…

— Ладно, — кивнул Гриша, — проведем другую параллель. Мы знаем о Понтии Пилате, Борджиа, Гитлере, Бен Ладане, в конце концов. Все эти люди стали легендами, отнимая жизни у других. Почему Казачиха не может войти в их число?

— Прокураторы, правители и террористы — это совсем другая категория убийц.

— Это лишь вопрос морали. Застрелить противника на войне — почет, раскроить череп воришке — преступление, но со смягчающими обстоятельствами, задушить того, кто тебе всего-навсего в душу плюнул, — тяжкий-претяжкий грех. Тут и впаяют по полной, и общественность заклюет. Но результат-то один! Человека не стало.

— Давай ты будешь эту демагогию разводить с теми, кто зависает на вашем сайте. А мне надо убийцу найти. Что ты там говорил о струнах, которые подбрасывал?

— Я издалека начну. Чтобы понятнее было. Фан-клуб Казачихи на самом деле невелик. Тот же Голум, о котором вы упоминали, просто больной с сезонными обострениями. Его «прелестью» становятся то одни личности, то другие. Был у нас еще Соловей. Не сразу я понял, что разбойник. В тюряге сидел и пытался себя продвинуть как серийника. Прославиться. На деле был обычным гоп-стопщиком. Оборотень его быстро вычислил. А основная масса подписчиков — это затюканные, но заумные ребята, проводящие все вечера за компом. Им удается проникнуть в закрытую группу и почувствовать себя крутыми.

— Задроты, как правильно заметил дядя Леша, — пробормотал Роман.

— Что вы сказали?

— Подумал, что вас, настоящих фанатов, было всего двое. Так?

— Да. Я и Оборотень. И тогда я подал идею.

— Начать убивать в стиле Казачихи?

— Скопировать его.

— Подкинув струну на место преступления? Что за ерунда?

— Да, первый раз мы так и сделали. Случай в парке. Оборотень нашел труп, обернул его шею струной и затянул, чтобы остались следы. Но сама она была унесена на приличное от трупа расстояние.

— Кем?

— Животными, птицами… Я не знаю. В парке полно сорок. Они любят блестящее. Струна не была зафиксирована на шее. И ее утащили.

— Вы это обсудили с Оборотнем?

— Да. И решили, что в следующий раз нужно действовать наверняка.

— Душить жертв самим?

— Нет, крепче заматывать струну.

— У меня сейчас башка взорвется… — Роман уселся напротив Гриши и пристально посмотрел ему в глаза. — А вы с Голумом не из соседних палат?

— Дочку того, кто напал на меня, я знал. Шапочно, и все же.

— Следствие в курсе.

— Я рассказывал о ней Оборотню.

— Зачем?

— С кем-то нужно делиться. Психолога я не потяну по деньгам. А он интересовался моей жизнью бесплатно. И мы не были знакомы в реальности. Идеальный вариант. Даже лучше, чем выговориться тому, с кем едешь в одном купе. Сейчас эффект случайного попутчика видоизменился. Мы исповедуемся незнакомцам в сети. Я не исключение. Выговаривался Оборотню, которого, казалось, интересует все, что связано со мной. Он появлялся в Сети не каждый день, но, когда это случалось, требовал отчета обо всем. А я только этого и ждал…

— Хочешь сказать, что нашел Дашу мертвой и обернул вокруг ее шеи струну?

— Нет. Это не я — Оборотень. Но он написал, чтоб я поехал по адресу, чтобы посмотреть, что и как. Только я прочел сообщение поздно. На следующий день.