Книга Белоснежный роман, страница 23 – Татьяна Алюшина

– Это не так уж и просто, – ответила она куда-то ему в ключицу, обдав своим горячим дыханием.

– Просто, – заверил он.

И осторожно медленно поставил ее на пол, заглянул в глаза – посмотрел, посмотрел, наклонился, еле-еле коснулся губ своими губами, словно успокаивая, и отпустил совсем.

И отошел на шаг назад.

И распорядился:

– Так, ты занимайся, чем наметила, а я сделаю все, что ты поручила. Потом позвоню.

И вышел из номера, больше ничего не сказав.

Настя стояла, ошеломленная, и в какой-то прострации смотрела на дверь, закрывшуюся за ним.

Он сказал: «А я твой. Совсем. Это просто».

Так вот и сказал. Бабушка называла это «фатум», а Захаровна говорит: «судьбинушка».

Это вот он сейчас о чем? О судьбинушке? Или все же о фатуме?

Она развернулась и прошла в номер. Надо бы в Интернете покопаться и позвонить кое-кому, и подумать, подумать. Ей надо пройтись по фактам и деталям и расставить их в правильном порядке.

Она села на диван, оперлась на спинку, откинула голову, закрыла глаза и потрогала кончиками пальцев чуть припухшие от поцелуя губы.

До сегодняшнего дня Анастасия Нестерова не подозревала, что можно так целоваться и так гибельно и неотвратимо тонуть в мужчине.

Он странный. Такие мужчины никогда не встречались ей в жизни.

Да и где их встретить доморощенной девочке из хорошей московской семьи с правильным воспитанием и четко выстроенными ориентирами в жизни? Не в супермаркете же в кефирном отделе? И уж тем более не в садах и огородах на институтских экспериментальных станциях.

У него перебитый нос, сломанные прижатые к черепу уши и помятая криминальная внешность мафиози, отошедшего от дел, но опасного, как кобра, в любой момент способного на самый решительный поступок, и врожденная склонность к иронии, самоиронии и доминированию. Он косит под простоватого северного мужичка с примитивным мышлением и обладает речью высокообразованного, начитанного человека.

Он невозможный, здоровый, постоянно подначивающий ее и пытающийся командовать мужик.

И он не шутил пренебрежительно про пестики-тычинки, как большинство людей, узнав о ее профессии, а с неподдельным любопытством слушал про ее работу и задавал серьезные грамотные вопросы.

Ему глубоко наплевать на любые принятые общественные стандарты и правила, навязывающие извращенные вкусы и диктующие, кого и как надо любить, как правильно надо жить, как зарабатывать, одеваться, заниматься любовью и девушек каких форм, параметров и внешности следует выбирать – это настолько не его история, что порой кажется, что он из другого измерения, в котором такие мужчины, как он, все еще сами принимают решение, когда, как и что ему делать.

Он свободен той истинной свободной смелостью мужчины, способного в любой момент совершить поступок и готового к нему. Той самой внутренней свободой и силой, что является одним из признаков лидера, человека, с легкостью берущего на себя ответственность со спокойной уверенностью в себе.

А у Вольского сила и свобода – суть его личности, и Насте было совершенно очевидно, что ему не раз приходилось отстаивать себя и свои принципы в борьбе.

Ну, пусть не в борьбе, это как-то слишком высокопарно, но в драке уж точно.

И он постоянно смотрел на Настю. Вдумчиво так смотрел.

С того момента, когда проснулся в кресле аэропорта, он смотрел на нее странным, настораживающим взглядом.

Взглядом человека, который что-то там такое решал про себя.

Нет-нет, не так!

Смотрел, как человек, уже принявший единственно правильное и неоспоримое для него решение.

Как-то так.

Невозможный мужчина. Сложный. Странный. Пугающий.

Слишком сильный и волевой, слишком напористый. Простой до удивления и сложный, непонятный.

И она понятия не имела, как с ним обращаться, и возможно ли вообще обращаться с таким мужчиной, и стоит ли вообще с ним обращаться, а не следует ли ей срочно бежать от него куда подальше сломя голову?

«Сломя голову», по всей видимости, с ней уже случилось, а бежать ей никуда не хотелось.

Она встретила его всего сутки назад и совершенно не знает.

Охо-хошеньки!

Вольский не спешил отправиться выполнять поручения Настасьи, а стремительно прошагал через коридор в свой номер, располагавшийся аккурат напротив ее номера, и рухнул спиной на кровать поверх одеяла.

Надо остыть и как-то уговорить себя, чтобы не вскочить немедленно и не помчаться к Насте. А он уже представлял, как ворвется к ней, схватит в охапку и уже никуда не выпустит, зацелует, затянет их обоих в водоворот, пока они не обессилеют.

Она смотрела на него с самой первой минуты испуганно, изумленно, весело, задумчиво. Распахивала свои невозможные темно-синие васильковые глазищи и смотрела. А у него замирало сердце.

Она казалась ему пичугой малой на его ладони, синичкой смелой, задорной, но настороженной.

И с характером. С еще каким характером.

А как она смеялась!..

Негромко, но звонко, заразительно, совершенно по-девчоночьи, искренне вся отдаваясь этому смеху, и запрокидывала голову назад, так что открывалась ее нежная бархатистая шея.

Им как-то с самого начала не удавалось держаться в рамках делового общения. Хотя она и старалась изо всех своих силенок воспитанной барышни из хорошей семьи, но он намеренно, продуманно и неотвратимо разбивал все эти ее тщетные попытки дистанцироваться.

Ему ужасно нравилось подтрунивать над ней, разыгрывать и наблюдать, как она так живо, так замечательно естественно реагировала и подхватывала все его «подачи».

Максим никогда не был дамским угодником. Да и ухажером был никудышным, честно говоря, может, оттого, что не было той особой девушки, за которой хотелось бы серьезно ухаживать и за чье внимание бороться, а может, потому что в большинстве случаев ухаживаний и не ждали сами женщины.

Хотя природа наградила Вольского внешностью своеобразной, типичной для решительных ребяток горящих девяностых, с подростковой «ходки на малолетку» находящихся в сложных отношениях с законом, это, как ни странно, нисколько не умаляло его успеха у женщин, а даже наоборот, только подстегивало их интерес.

Отчего-то ему всегда становилось неловко за женщин, откровенно и напористо начинавших предлагать себя или кокетничать напропалую с дальним и очень внятным прицелом, и всегда было их жалко такой настоящей мужской жалостью за эту их непристроенность в жизни. Он давно научился гениально уходить от подобных «атак» и держать нейтральную дистанцию, переводя дамочек в разряд хороших подруг, минуя интим.

Но все его взаимоотношения с противоположным полом были совсем иного порядка, чем эта их встреча с девушкой Настей в аэропорту.