Книга Сто голосов, страница 144 – Скотт Макконнелл

Что еще она хотела?

Она всегда требовательно относилась к верстке, заголовкам и рекламе.

И ваши боссы оставили вас в покое и позволили поступать по собственному усмотрению?

Да. Они не хотели связываться с нею. Они не разговаривали с ней, они не приглашали ее на обеды, они не хотели чествовать ее — как она того заслуживала.

Вы сказали, что подружились с мисс Рэнд. Не объясните ли, что это значит?

Мы время от времени общались. У них, похоже, было не слишком много друзей. Я вывозил ее и ее мужа в балет и в театр. Я рассказал ей о превосходной балетной труппе «Балет Джоффри» ^[323], о которой она не слышала. Это молодая и энергичная труппа, сказал я, она вам понравится; кроме того, они исполняют вещи, которые могут прийтись вам по вкусу, и мне будет приятно отвезти вас на спектакль. И я это сделал.

И как она отреагировала?

Она была в восторге.

И как она вела себя, наблюдая за нравящимся ей зрелищем?

Когда ей что-то нравилось, она зажигалась внутренним светом. На то, что ей нравилось, она реагировала буквально нутром. Она выпрямлялась и не отводила взгляда от сцены.

Как еще вы общались с мисс Рэнд?

Дело в том, что в Нью-Йорке ее постоянно узнавали. И благодаря ее политическим убеждениям люди постоянно считали, что она разделяет их мнение по каким-то вопросам. Так, например, многие считали, что благодаря своим взглядам она должна быть противницей абортов, хотя это было не так.

Люди подходили к ней в ресторанах в отличие от прочих знаменитостей и кинозвезд, с которыми мне случалось обедать. Помню, одна женщина подошла к ней и сказала: «Я составила вашу карту», имея в виду астрологическую карту. Айн пришла в ужас… в ужас от того, что эта женщина решила, будто ей, Айн Рэнд, интересны какие-то там гороскопы.

И как же она избавилась от этой особы?

Это сделал я. Примерно в таком стиле: «Простите, но у нас деловой обед, но вы можете написать мисс Рэнд письмо».

Как она относилась к подобным людям?

Очень вежливо. Видите ли, она была старомодной особой. Старомодной буржуазной русской леди. Ее семья принадлежала к среднему классу, и она всегда держалась с большим тактом, теплотой, любовью и чувствительностью. Люди часто считают ее другой, но я скажу вам, что, насколько могу это утверждать, она была приветлива по природе. Я рассказывал ей о своей семье, в то время я посещал психоаналитика, так как у меня были большие неприятности — я пытался перестать пить. Тогда я рассказывал ей о важных для себя личных вещах.

И как она воспринимала вашу откровенность?

О, она умела слушать.

Что она советовала?

Она, знаете ли, не советовала, просто сочувствовала, в нужных местах вздыхала и охала.

А сама она рассказывала что-нибудь личное?

Она говорила в основном на темы, связанные с книгоизданием о книгах, реализации, рекламе, оформлении обложек и так далее.

В нашей другой беседе с вами вы описали ее интересными словами. Можете ли вы пояснить их? Например, вы назвали ее «сострадательной».

Однажды, когда мы ехали в такси по городу, нам случилось проехать мимо несчастного случая, и вид сбитого человека до предела расстроил ее. Я очень ярко помню ее тогдашнее расстройство — и то, что она очень сочувствовала чужой боли.

А как насчет «душевной»?

Да, ко мне она относилась очень душевно. Она ко мне относилась с сочувствием, душевной теплотой, симпатией. Я рассказывал ей о своих отношениях с отцом, как сложно и трудно для меня они складывались. Она с сочувствием относилась к моим проблемам.

И наконец, «хороший друг»?

С ней было легко, особенно когда мы бывали вдвоем и ее не беспокоили почитатели; когда мы сидели за таким столиком, где ее не было видно. И к ней не подходили люди.

Так, значит, вы в основном встречались с ней в такой обстановке за обедами?

За ланчами… мы регулярно встречались за ланчем. Наверно, раз в месяц.

А как она была одета?

На ней тогда была эта дивная пелерина. И как только ты видел эту пелерину, сразу становилось ясно, кто она такая.

Как вы опишете ее манеры, ее личность?

Командир. Она знала, чего хотела. И внушала уважение к себе.

Как вы опишете ее характер после всего опыта общения с ней?

Сильный. Благородный. Честный. Непротиворечивый.

Можете ли вы назвать ее счастливым человеком?

Нет, ни в коем случае. Она была человеком одержимым, но не счастливым. Одержимые не бывают счастливыми. У них бывают моменты счастья, но счастливыми их не назовешь.

А как насчет тех мгновений на балете?

Что ж, мимолетная радость, не более того. Нам было приятно и за ланчем… она смеялась, и я смеялся.

И что же ее смешило?

Рассказы о моей абсурдной жизни.

Какое впечатление осталось у вас от мистера О’Коннора?

Он блистал поблекшей красотой. Какое-то время он принадлежал к числу первых красавцев мира, а потом красота его померкла.

Почему вы перестали работать с Айн Рэнд?

Я оставил NAL, чтобы возглавить компанию Curtis Books. После этого я долгое время проработал в книгоиздательской промышленности, a потом оставил это дело и стал инструктором по катанию на лыжах.

Однако я еще раз подчеркну собственные слова, обращаясь в первую очередь к тем, кто не любит ее произведений: вас удивило бы, насколько приятной и любезной женщиной она была. Публика склонна представлять ее в виде дракона, однако она ничем не напоминала дракониху. Да, нужно признать, что при желании она могла свирепеть, однако в делах повседневных, в общении с людьми, она была очень любезной леди.

Арлин Манн работала над постановкой пьесы Ночью 16 января, и поддерживала знакомство с Айн Рэнд начиная с конца 1970-х годов. Она работала адвокатом в фирме Goldman, Sachs & Co.

Даты интервью: 28 июля и 5 августа 1999 года.

Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?

Арлин Манн: Наше знакомство с ней подразделяется на два периода. Первый из них связан с постановкой Легенды пентхауса [Ночью 16 января], а второй — с нашими встречами с Гарри Бинсвангером.