Онлайн книга «Метро 2033: Пифия-2. В грязи и крови»
|
Несколько секунд длилась немая сцена, затем один из них схватил горящее полено и, осветив им вышедшую из темноты фигуру, изумленно уставился на голую женщину. – Ты, это… кто такая? Откуда? – Давно обобрали? – предположил другой. Гончая пожала плечами. – А плутаешь давно? Она повторила свой жест. – Не, я понимаю – барахло отобрать, шмотки, туда-сюда, – развил свою мысль второй. – Но чтобы вообще раздевать, до нитки, – как-то не по-людски. Потом они заметили исполосованную, сочащуюся кровью спину незнакомки и одновременно замолчали. После обмена выразительными взглядами тот, кто начал разговор, сообщил: – Ты это, к Китай-городу вышла. Знаешь здесь кого-нибудь? Гончая кивнула. Она знала. Причем не кого-нибудь, а почти всех местных бригадиров. * * * Отец Ярослав долго молчал после того, как она закончила говорить. Гончая даже решила, что поп заснул во время ее рассказа. Девушка собиралась уже закрыть глаза и последовать примеру священника, когда услышала его тихий, задумчивый голос: – То, что тебе пришлось пережить, просто ужасно. Но Бог посылает нам только те испытания, которые мы способны выдержать. И ты их выдержала. Возможно, Бог готовит тебя к чему-то особенному, к чему-то большему, чем тебе приходилось до сих пор заниматься. «Опять он о своем боге!» Гончая поморщилась. В горле скопилась кровь, и она сплюнула ее на землю. – Тогда он выбрал себе не ту ученицу. Я сдохну через неделю. – Никто не может этого знать, только Бог! Девушка отмахнулась. Но священник решил зайти с другой стороны. – А тот человек, палач… вы больше не встречались? Гончая сжала кулаки. – Он убил мою дочь. Поп ахнул. Судя по звукам, доносящимся с его стороны, он встал на колени, перекрестил прикованную к нему напарницу и что-то пробормотал. – Не в одиночку. Убийц было пятеро, – продолжала Гончая. – Сам Палач, его одноглазый подручный по прозвищу Левша, мой бывший босс и двое его телохранителей. – И что с ними стало? – Они все погибли вслед за моей дочерью, – священник молчал, но девушка чувствовала, что он ждет от нее объяснения. – Я не имею отношения к их смерти, если тебя это интересует. Я даже не видела, как это случилось. Когда они умирали, я была без сознания. Просто я оказалась единственной, кому удалось выжить. – После этого ты попала сюда? – Нет. После этого я два дня искала тело дочери, днем и ночью, но так и не нашла. Два дня под проливным дождем. И все ради того, чтобы оказаться на цепи в этой вонючей яме. Если это очередной урок от твоего бога, то я не понимаю его смысл. – Порой очень сложно понять замысел Бога, лишь немногие на это способны, – заметил поп. – Расскажи о твоей дочери. Какой она была? Гончая улыбнулась. – О! Она была чудесной. Чудесной и удивительной. Она могла видеть будущее. Ты можешь мне не верить, но это правда. – И что она видела? Словно чья-то невидимая рука стерла улыбку с лица Гончей. Она резко обернулась к священнику, но тот укрылся в темноте от ее грозного взгляда. – Чудовище! Она видела огромного подземного монстра, который однажды выберется из недр земли и сожрет все метро вместе с его жителями! И я очень надеюсь, что это произойдет уже скоро! – Ты отравлена гневом, – вздохнул поп. – Я отравлена радиацией и ядовитым дыханием этого монстра! – Ты говоришь… – Да! – воскликнула Гончая. – Я видела этого монстра! Мы с дочерью висели над его разинутой пастью, пока взрыв, который устроили мой босс и его подручные, не выбросил меня оттуда! Я потеряла сознание, но выжила, а они и моя дочь погибли. Поп снова перекрестил ее. – Утешься тем, что сейчас твоя дочь пребывает в лучшем мире. – Моя дочь пребывает в утробе чудовища, жуткой подземной твари, которую ты даже представить себе не можешь! – Я говорю не о теле, а о душе твоей дочери. Гончая почувствовала усталость. Ей уже не хотелось спорить с ним. – Что такое душа? – по инерции спросила она. – Душа – это то, что отличает нас от животных и делает людьми. Девушка вспомнила, как закованные в кандалы рабы, стоя на карачках или сидя на коленях, ковыряются в земле, покрытые грязью с ног до головы и больше похожие на навозных мух, чем на людей. Впрочем, она сама и прикованный к ней священник выглядели не лучше. – Еще одна красивая, но глупая сказка. – Это не сказка, – возразил упрямый проповедник. – Вспомни моменты, когда ты была здорова, но тебе все равно было плохо. Это болела твоя душа. И наоборот, когда телу больно, а тебе хорошо, значит, душа радуется. – Чушь, – отрезала Гончая, но неожиданно для себя задумалась. В жизни ей редко бывало хорошо, но все-таки такое случалось. Например, когда Майка очнулась после своего обморока на Краснопресненской. Или когда впервые назвала ее мамой. Да Гончая готова была прыгать от радости! Слова священника не давали покоя, и на следующий день, скребя неподатливую землю, она снова вернулась мысленно к ночному разговору. «Может, рассуждения попа о душе вовсе не чушь? Может, и другие его слова, например, о боге, о силе молитвы…» Внезапно ее грудь пронзила острая боль, словно туда воткнули раскаленный прут. Гончая попыталась закричать, но не смогла даже сделать вдох. Перед глазами потемнело, хотя в яме ярко горели зажженные факелы. Она судорожно вцепилась руками в землю, но не смогла удержаться и провалилась в темноту. * * * – Слава Богу, ты очнулась, – лицо попа промелькнуло перед ее глазами и сменилось его обсыпанным песком затылком. – Все в порядке! Ей уже лучше! – Тогда пусть работает! – донеслось в ответ откуда-то сверху. Гончая не узнала голос, но и так было ясно, что он принадлежит кому-то из надсмотрщиков. Отец Ярослав снова обернулся к ней. Девушка ухватила его за ворот и притянула к себе. – Ты меня откачал? Священник неопределенно пожал плечами. – Я старался. Она оттолкнула его. – Какого черта тебе от меня надо? Если бы не ты со своей непрошеной заботой, я бы сейчас обнимала дочь на том свете. При условии, что все, что ты наговорил о душе, правда. – Если ты жива, значит, твое время еще не пришло. Поп хотел что-то добавить, но его оборвал грозный окрик тюремщика: – Работать, твари! В воздухе свистнул кнут. Гончая лежала на земле, и конец бича до нее не дотянулся. Священнику повезло меньше. Хлыст стеганул его по руке, разрывая рукав фуфайки и рассекая кожу до мяса. Поп сморщился от боли и втянул голову в плечи, но испугался не за себя или не только за себя. |