Книга Эта земля будет нашей, страница 34 – Сергей Зверев

Дальнейшие десять минут прошли в обсуждении задачи майора. Батяня и губернатор, склонившись над картой, обсуждали задачу маленькой группы.

– Таким образом, – завершил свои напутствия Пересветов, – задача вам понятна. Действуйте. Чем быстрее мы закончим нашу операцию, тем быстрее вы вернетесь в родную часть. Короче говоря, это в ваших же интересах.

Они выбрались наружу. Батяня отправился на катер, чтобы завершить последние приготовления, а Пересветов и его секретарь, отойдя в сторону, еще несколько минут переговаривались о чем-то без свидетелей.

Батяня усмехнулся. Несмотря на прошедшие годы и коренное изменение всего и вся, выходило так, что роль Любинского очень напоминает его прежние функции – тех времен, когда он еще носил погоны и был особистом. Сейчас, как видно, он тоже собирается слушать, смотреть, запоминать и контролировать...

– Это что, товарищ майор – такие аппараты теперь губернаторам по штату полагаются? – спросил Ломакин, прерывая задумчивость командира.

– Можно сказать и так, – уклончиво ответил Батяня.

Через пару минут вся троица – майор, сержант и Любинский – снова оказалась в салоне.

– Присаживайся, сержант.

Ломакин с изумленным видом продолжал разглядывать интерьеры. Все это было так далеко от армейских образцов, виденных до этого, что сдержать восхищение было трудновато.

Вертолет поднялся в воздух. Все смотрели в иллюминаторы. Катер становился все меньше, а вокруг открывались необъятные просторы сибирской тайги. Река ослепительно блестела на солнце.

Разговаривать с секретарем губернатора у майора не было никакого желания. Так что разговор велся с Ломакиным и пилотом. Последний рассказывал о случившемся с ним в свое время происшествии.

– ...Вертолет тогда повис над маленьким просветом в лесу, где я и лежал с переломанной ногой.

– А что вы там делали? – спросил Ломакин.

– Да я же и говорю: ногу сломал, – вспоминал случившееся когда-то с ним вертолетчик, – тогда я еще на таком аппарате летать и не мечтал. А сесть там нигде не было возможности. Так что нужно было произвести эвакуацию человека, то есть меня.

– А дальше?

– Экипаж ювелирно завис так, чтобы лебедка оказалась над проплешиной среди стволов деревьев. Борттехник подцепил кресло к лебедке и прицельно стал опускать его в этот зеленый колодец из сосен и елей. Когда кресло коснулось земли, я подтянул его к себе. Затем застегнул замок фиксации ремней и отмашкой руки показал, что можно поднимать. Там включили электропривод лебедки. Она потянула меня вверх, – рассказывал пилот, – но тут-то все и началось. В момент отрыва от земли получился рывок, который раскачал меня, и по ходу подъема меня начали хлестать концы веток крон деревьев. Одна из веток зацепилась за мою одежду и начала накручиваться на трос, который подтягивал меня к вертолету.

Пилот сделал крутой вираж и ненадолго замолчал.

– А дальше-то что было?

– А было следующее: рукой, движением вниз, я показываю экипажу, что меня нужно опустить, но там мои жесты не понимают, и лебедка тянет меня вверх вместе с веткой. Правда, она все же оборвалась, дав дополнительный рывок, увеличивший раскачку. Но это уже произошло за вершинами деревьев. И тут я почувствовал легкую встряску. За встряской начались короткие рывки, такие, как ощущаешь, когда рвешь в руках крепкие нитки или тонкую леску. Мне стало понятно, что это рвутся нитки стального троса. Я снова показываю: опускайте, мол, черти!

– И что – поняли? – пошевелился Лавров.

Нечто подобное в его жизни уже происходило. Но это было давно и не на просторах Сибири...

– Поняли! И в тот момент, когда борттехник, поняв меня, включил лебедку на опускание, от меня стремительно стала уходить земля. Вертолет набирал высоту, а рывки по тросу продолжались. С каждым таким рывком я понимал, что с лебедкой происходит что-то ненормальное. А тем временем высота увеличивалась, а вместе с ней и угол раскачки. На опущенном на полную длину тросе меня выносило под переднюю сферу кабины пилотов так, что я видел их лица, а затем проносило мимо открытой двери фюзеляжа, где были видны испуганные лица борттехника и бортмеханика. Понимая, что мой возврат к земле с помощью лебедки уже невозможен, они включили ее на подъем. Чем выше меня поднимали к вертолету, тем меньше становился угол раскачки, а количество мелких рывков увеличивалось, – провел ладонью по подбородку рассказчик, – а вместе с рывками и тревога нарастала. И вот уже совсем рядом лица экипажа. Они руками стараются удержать трос от раскачки. Разворотом кронштейна лебедки меня поворачивают спиной и усаживают на обрез вертолетной двери. И в этот момент, – пилот сделал почти театральную паузу, глядя на выражения лиц слушателей, – последняя нитка закушенного троса обрывается, и он, распушаясь, как колючая проволока, обрывком повисает на лебедке!

– Вот это да! – не удержался от возгласа сержант.

– Везучий ты, еще мгновение – и кранты, – говорит тут мне кто-то. Я сижу в кресле и пока с трудом перевариваю происшедшее. Представьте только – с высоты трехсот метров я упал бы на частокол из вершин деревьев.

– Однако, – протянул Ломакин, – такой смерти не позавидуешь.

– Вот и я о том же. Только тут я все и осознал! Только тут страх и накатил. Так что пришлось стресс снимать с помощью фляжки спирта.

– Спирта? – поморщился сержант-трезвенник.

– Так я же водой запивал! – пояснил пилот.

Все расхохотались. Машина шла вперед еще некоторое время.

– Подлетаем, – сообщил пилот, – те, кто уснул, могут просыпаться.

Все взглянули вниз. Посреди огромного болота виднелся небольшой остров, над которым они теперь снижались.

– Да там уже работа кипит, – произнес Любинский, указывая на эмчээсовский вертолет, стоявший на поляне посреди острова, – садимся рядом.

– Где же тут сядешь? – отрицательно покачал головой пилот. – Там сейчас для нас места нет.

И правда – островок сам по себе не мог похвалиться приличными масштабами. Посередине имелась поляна, да и та уже была занята. Половину ее занимал аппарат, потерпевший крушение, а половину эмчээсовцы.

– Что делать будем? – вопросительно глянул на майора секретарь.

– Придется мне спускаться на подвеске, – озвучил единственно возможный вариант Батяня.

Вертолет снизился, и майор, проделав весьма привычный для него трюк, оказался на земле, если, конечно, можно было так назвать насквозь пропитанную водой почву.

На островке сейчас негде было яблоку упасть.

– Майор Лавров, – козырнув, отрекомендовался Батяня руководителю группы.

– Нам уже говорили, – кивнул седоватый мужчина лет пятидесяти, крепкий, как медведь, с живыми, буравящими насквозь глазами.

Батяня, не теряя драгоценного времени, задавал вопросы, выясняя положение. Спасатели оказались откровенны, ведь Батяня для них был «человеком Пересветова».