Книга Бунтарка, страница 19 – Дженнифер Матье

Когда Марисела подходит к двери, она останавливается, оборачивается и смотрит на всех нас.

– Если я не вернусь, скажите моей маме, что я люблю ее. – Потом она протягивает руки вперед запястьями вверх, словно ждет, что мистер Шелли наденет на нее наручники.

Мы все покатываемся со смеху, кроме мистера Шелли.

– Хватит, мисс Перез, – говорит он ей и выгоняет в коридор.

Маленький бунт Мариселы зажигает во мне крохотный огонек. Тот самый, который помог мне сделать первый выпуск Мокси. Когда я захожу на урок английского, он превращается в настоящий костер, потому что руки Люси покрыты свежими звездами и сердечками, затейливо нарисованными зелеными чернилами.

– Привет, – говорю я, кивая на ее рисунки. – К чему это?

Люси проводит кончиком пальца по рисункам.

– Не знаю, – говорит она, – меня выбесили эти проверки дресс-кода, слезы Сары и это место в целом. Я подумала, это может стать знаком тому, кто создал «Мокси», что есть те, кто хочет что-то изменить. Не знаю, услышим ли мы о них снова, но это помогает мне чувствовать себя лучше. – В ее открытом взгляде читается уязвимость. – Думаешь, это глупо?

Я смотрю на руки Люси.

– Вовсе нет, – говорю я ей, – я отлично тебя понимаю.

Огонь внутри меня разгорается сильнее с каждой секундой. Я чувствую тепло внутри.

– Спасибо, Вив, – говорит Люси, и улыбка появляется на ее лице.

– Я думаю, это классно, – добавляю я.

Люси снова улыбается. Ее глаза расширяются от возбуждения:

– Эй, я тут подумала. Хочешь сегодня прийти на ужин ко мне? Мы бы могли немного потусить вместе.

Впервые Люси пригласила меня лично. Моя первая мысль была о том, что скажет Клодия. Но потом я вспоминаю, что мы с мамой сегодня ужинаем у бабушки с дедушкой.

– Я бы с удовольствием, но мы идем к бабушке и дедушке на ужин, – говорю я, наполовину радуясь, что не могу согласиться, наполовину жалея.

Плечи Люси опускаются:

– Ладно, я понимаю.

– Но я бы хотела как-нибудь прийти, – добавляю я. Может, Клодия даже и не узнает.

– Класс, – говорит Люси, и ее лицо светлеет.

– Класс, – соглашаюсь я.

Во время урока я посматриваю на руки Люси. Когда раздается звонок, я уже всю тетрадь изрисовала сердечками и звездами, а мой мозг кипит от идей.

* * *

Этим вечером мама заходит в мою комнату, пока я лежу на кровати и делаю домашнее задание.

– Эй, Вивви, – говорит она тихим голосом, – я хотела тебя предупредить, что собираюсь сегодня встретиться с Джоном в «Уютном уголке» после ужина с бабушкой и дедушкой. Ничего?

– В будний день? – спрашиваю я, отодвигая учебник по математике в сторону.

Мама заправляет длинные темные пряди волос за уши и застенчиво мне улыбается.

– Ну, в эти выходные наши смены не совпали, поэтому мы не сможем куда-нибудь пойти. Подумали, что было бы неплохо встретиться сегодня вечером.

– Он тебе действительно так нравится? – спрашиваю я. – Раз ты встречаешься с ним на неделе.

Лицо мамы немного темнеет. Похоже, мои слова прозвучали как обвинение.

Я это специально?

Мама смотрит на меня, словно пытается решить математическую задачу. Знаю, я должна убедить ее, что я не против, но я не могу. Я просто не понимаю, что она в нем нашла.

Наконец она пожимает плечами и говорит:

– Он мне нравится, Вив. Он очень хороший человек. К тому же трудолюбивый. В его семье было десять детей, и родители ему вообще не помогали. Он сам поступил в колледж, а потом в медицинский университет. – Ее голос сухой, даже раздраженный.

– Я никогда не говорила, что он плохой или нетрудолюбивый, – отвечаю я, перекатываясь на спину и разговаривая с потолком. – Я рада, что он тебе нравится. – Небольшой камешек появляется в моем животе.

Тишина.

Наконец мама говорит:

– Мы можем поговорить об этом, когда я вернусь вечером, если хочешь.

– Как скажешь. Хотя в действительности нам не о чем говорить. – Я всей душой желаю, чтобы этого разговора никогда не было. – Все нормально.

Мама вздыхает. Я смотрю на звезды над головой, тусклые и пластиковые при ярком свете.

– Пора выдвигаться, если хотим быть вовремя.

– Ага, пора. – Я соскальзываю с кровати и иду к входной двери, как будто все нормально. Но все наоборот, и я не знаю, как это исправить.

* * *

Бабуля спрашивает маму, надолго ли мы останемся, а мама отвечает, что не очень, потому что она встречается с Джоном. Бабушка с дедушкой не кажутся удивленными, значит, мама уже рассказала им о существовании Джона.

– Надеюсь, мы познакомимся с этим молодым человеком когда-нибудь, – говорит бабуля, аккуратно ставя посередине стола мясной рулет Stouffer’s. Она снимает прихватки с петухами, и мы молчим минуту, пока дедушка произносит молитву.

– О, определенно, – говорит мама, передавая тарелку бабуле. – И, мам, нам обоим уже по сорок. Я бы не сказала, что мы молодые.

– Пока твои колени не хрустят, как попкорн, когда ты встаешь, ты все еще молодая, – говорит ей дедушка, а мама бросает на меня понимающий взгляд и улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Некоторые вещи – например, замечание от дедушки – настолько привычны, что невозможно бороться. Напряжение между нами немного спадает.

– Так как там школа, Вивви? – спрашивает бабуля, накладывая мне в тарелку рулет.

Я хмурюсь:

– Они сходят с ума из-за дресс-кода. Но терроризируют только девочек.

Мама откусывает рулет и выглядит растерянной:

– Что ты имеешь в виду?

– Забирают девочек с урока, потому что их штаны слишком обтягивающие или кофты слишком открытые. Переодевают их в уродливые спортивные кофты и заставляют так ходить остаток дня в наказание. – В ушах у меня звучат слова Люси, сказанные на обеде в понедельник. – Это смешно. Почему девочки должны нести ответственность за то, что мальчики думают и делают? Как будто мальчики не могут контролировать себя?

Дедушка и бабушка смотрят на меня настороженно. Думаю, они не привыкли видеть их ответственную Вив такой возмущенной.

Мама хмурит лоб:

– Думаю, ты совершенно права, Вивви. Это звучит смехотворно. Прямо как классическая школа Ист Рокпорт Хай.

По мне пробегает дрожь.

– Так и есть, – бормочу я. Разговор о Джоне еще сильнее отходит на задний план.

– Ну, – говорит дедушка, вытирая уголки рта салфеткой, – как единственный человек здесь, который когда-то был мальчиком-подростком, могу сказать вам, что на уме у них только одно.