Книга Сотворение света, страница 24 – Виктория Шваб

– Я не хотела тебя будить, – сказала она.

Келл протер глаза.

– А я не собирался спать.

Она хотела бы остановить его, но не могла.

– Простите, – бросил он от дверей. – Это я во всем виноват.

Нет, хотелось ответить ей. И все-таки да. Ибо каждый раз, глядя на Келла, она видела Рая, слышала, как он взывает к брату, видела, как он харкает кровью из-за чужих ран, видела его при смерти, видела, как он из принца стал просто мертвым телом, покойником. Но он вернулся, и она знала: это сделал Келл своими чарами.

Она видела, какой дар Келл преподнес принцу, видела, кем он стал бы без этого, и такая связь ее пугала. Но в эту минуту ее сын лежал на кровати, живой, и ей хотелось броситься Келлу на шею, целовать его, повторять: «Спасибо, спасибо, спасибо».

Она ничего ему не простила.

И была ему обязана всем.

Но не успела ему этого сказать: он ушел.

Когда захлопнулась дверь, Эмира рухнула в опустевшее кресло Келла. На губах застыли невысказанные слова. Она проглотила их, поморщившись: казалось, они царапнули горло.

Она склонилась и осторожно накрыла руку Рая своей.

Его рука была гладкой и теплой, пульс бился сильно. По ее щекам потекли слезы. Они замерзали на лету и ледяными бусинками падали на колени, а там, растаяв, впитывались в ткань ее платья.

– Все хорошо, – наконец произнесла она, сама не зная, чти это слова: Келла, или Рая, или ее собственные.

Эмира никогда не хотела быть матерью.

И уж точно никогда не собиралась становиться королевой.

До свадьбы с Максимом Эмира была второй дочерью Волла Насаро, из благородного семейства, стоявшего в четвертой линии от трона – после Марешей, Эмери и Лорени.

В детстве она была из тех девочек, у кого все в руках бьется и ломается.

Яйца и стеклянные кувшины, фарфоровые чашки и зеркала.

– Ты даже камень смогла бы разбить, – поддразнивал ее отец, и она не понимала, в чем дело: то ли она просто неуклюжая, то ли на ней лежит заклятие. Знала только, что у нее все валится из рук. И она сочла за жестокую шутку судьбы то, что ее стихией оказалась не сталь и не ветер, а вода – лед. Так легко создать. Так легко разбить.

Ее страшила сама мысль о детях – они такие маленькие, такие хрупкие, так легко ломаются. Но потом появился принц Максим, надежный и сильный, со стальной решимостью, с его скрытой добротой, подобной бегущей воде под спудом снега. Она понимала, чего люди ждут от королевы, что от нее требуется, хотя все равно в глубине души надеялась, что этого никогда не случится.

Но случилось-таки.

Все девять месяцев она словно держала в руках свечку на ветру, ладонями прикрывая пламя.

Все девять месяцев она ходила затаив дыхание, с одной только мыслью: если кто-нибудь придет за ее сыночком, то должен будет сначала пробиться сквозь нее. Все девять месяцев она молилась истокам магии, безымянным святым и бесчисленным предкам Насаро, прося только об одном: снять с нее заклятие, отвести его руку.

Потом родился Рай, и он был совершенством. И она поняла, что остаток жизни проведет в страхе.

Всякий раз, когда принц спотыкался и падал, она еле сдерживала слезы. Рай со смехом вскакивал, не обращая внимания на синяки, и бежал дальше, навстречу новой катастрофе, а Эмира оставалась стоять, простирая к нему руки, как будто хотела поймать.

– Успокойся, – говаривал Максим. – Мальчики так легко не ломаются. Наш сын будет сильным, как закаленная сталь, и крепким, как толстый лед.

Но Максим ошибался.

Сталь может заржаветь, а лед прочен лишь до тех пор, пока по нему не пробежит трещина. По ночам она лежала без сна, ожидая, когда же придет беда.

Но вместо беды пришел Келл.

Келл, в крови которого кипела магия.

Келл, несокрушимый и неуязвимый.

Келл – он сможет защитить ее сына.

– Сначала я хотела воспитать вас как братьев.

Эмира и сама не заметила, когда начала размышлять вслух, лишь услышала отзвуки своего голоса в покоях принца.

– Вы были почти ровесниками, и я решила, что это хорошая идея. Максим всегда хотел еще детей, а я… я не могла себя заставить. – Она подалась вперед. – Понимаешь, я боялась, что вы не поладите. Келл был такой тихий, а ты такой шумный. Вы были словно утро и полночь, но с самого начала сплелись, как лозы. И это было хорошо, пока все опасности сводились к скользким лестницам и разбитым коленкам. Но когда пришли Тени и похитили тебя, Келла не оказалось рядом, потому что вы затеяли какую-то из своих игр. И тогда я поняла, что тебе нужен не брат. Тебе нужен ангел-хранитель. Тогда я постаралась видеть в Келле не сына, а твоего опекуна. Но было поздно. Вы стали неразлучны. Я думала, что с возрастом жизнь разведет вас в разные стороны – Келл займется магией, а ты – будущим королевством. Вы такие разные, и я надеялась, что со временем между вами ляжет пропасть. Но вы день ото дня становились только ближе…

Принц еле заметно шевельнулся, и она сразу вскочила, отвела с его щеки темные волосы, прошептала:

– Рай, Рай…

Его пальцы сжали простыню, сон стал неглубоким, беспокойным.

С его губ слетело слово, еле слышное, но она его узнала. Ее сын произнес имя Келла. И после этого наконец проснулся.

III

На мгновение Рай завис на полпути между сном и пробуждением, между непроницаемой чернотой и буйством красок. На языке вертелось некое слово, отголосок чего-то уже сказанного, но оно растаяло, как сахарная пыль.

Где он?

И где был?

Сначала во дворе, искал Келла, потом упал, провалился сквозь каменный пол куда-то в темную пустоту, ту самую, которая приходила за ним каждую ночь, стоило лишь закрыть глаза.

Здесь тоже было темно, но не так, как там. Здесь тьма стояла тонкая, слоистая, какая бывает в комнате по ночам. Красные подушки на кровати окрасились в различные оттенки серого, простыни сбились.

Сновидения прилипли к Раю, как паутина. Ему снилась боль, снились сильные руки, которые то поднимают его, то опускают, снился холодный ошейник и металлические рамы, кровь на белых камнях – а больше ничего он вспомнить не мог.

Тело дернулось в воспоминаниях о боли, и он, вскрикнув, рухнул обратно на подушки.

– Тише, – сказала мама. – Тише. – По ее щекам струились слезы. Он протянул руку и поймал одну слезинку, залюбовался кристалликом льда, быстро растаявшим в ладони.

Кажется, он никогда не видел, как она плачет.

– Что случилось?

С ее губ слетел сдавленный звук – нечто среднее между смехом и всхлипом, на грани истерики.

– Как – что случилось? – эхом переспросила она и пожала плечами. – Ты ушел. Тебя не было. Я сидела тут над твоим бездыханным телом.