Книга Тысяча акров, страница 36 – Джейн Смайли

– В этом вся я, – говорила Роуз. – Пусть принимает такой, как есть. Если он и это из меня выбьет, что тогда останется? Что будет за жизнь?

– А сейчас что у тебя за жизнь?

– Я хотя бы не теряю гордость.

Когда Пит сломал ей руку, гипс наложили на восемь недель. Сколько сестра ни рассказывала о той ссоре, я не могла представить, как все произошло: муж толкнул или ударил ее в ванной, от чего она упала на кафельный пол, подвернув запястье. Роуз и тогда осталась непреклонна. Она сделала повязку с нашитыми словами «ЭТО СДЕЛАЛ ПИТ» и каждый раз, когда муж замахивался на нее или хотя бы повышал голос, грозилась носить ее на людях. И даже один раз надела, чтобы доказать свою решимость. Видимо, это произвело настолько сильное впечатление на Пита, что он, опасаясь насмешек и осуждения, с тех пор больше ни разу пальцем жену не тронул, зато стал раздражаться по пустякам и чаще ссориться с нашим отцом. Но лучше уж так…

Когда у Роуз обнаружили рак, первыми ее словами были: «Не хочу умирать теперь – мы с Питом только все уладили». Она не считала, что провоцирует мужа, а напротив, была уверена, что Пит обязан сдерживаться, как бы она себя ни вела. И если Пит поднимает на нее руку, значит, он неправ, и значит, она вольна вести себя как угодно. Замкнутый круг. Я тогда жила в постоянном страхе за сестру, на что она однажды мне сказала:

– Если бы били тебя, ты бы тоже не боялась, а кипела от злости. Поверь мне.

Теперь же Роуз, глядя на взбешенного мужа, невозмутимо ему заявила:

– Пит, почему бы тебе не выйти покурить? А я пока сделаю кофе без кофеина.

Девочки, успокоенные, вернулись к своим занятиям.

– Пэмми, Линда, – вмешалась я, – вы, наверное, уже устали. Можете идти к себе, если хотите.

Они дружно замотали головами, даже не глядя на меня.

Джесс уже поставил столик на место, поднял с пола игру и теперь складывал ее в коробку. Тай подсчитывал очки.

– Что там с нашей призовой сотней? – спросил он.

– Мы же так и не сбросились, – ответил Джесс. – Так и не договорились, что получит победитель.

– Лучше решить до того, как подсчитаем очки.

Я заглянула в список. Два столбца были существенно длиннее всех остальных, но инициалы над ними были нацарапаны неразборчиво, так что я ничего не смогла прочитать.

– Мы играли, общались, – начала я, – вот лучший…

В этот момент из кухни вернулась Роуз с кофейником в руке; открылась передняя дверь, и, отбросив окурок, с улицы вошел Пит; зазвонил телефон.

– Что это? – спросила она, вздрогнув, будто слышала этот звук впервые в жизни (никогда не забуду ее лицо).

Тай поднял трубку:

– Да. Ясно. Спасибо. Сейчас будем.

Волна паники, ненадолго отступившая, захлестнула меня снова.

– Ваш старик разбил машину, – проговорил Тай, положив трубку. – Сейчас он в отделении неотложки в Мейсон-Сити, но с ним, похоже, все в порядке. Надо забрать его. Грузовик вылетел в кювет у выезда из национального парка. Завтра утром его вытащат и конфискуют до выяснения обстоятельств.

– Отец был пьян? – спросила Роуз.

– Результаты анализа крови придут через десять дней или около того.

– Его арестовали?

– Пока нет.

– Давно бы пора, – бросила Роуз.

– Он не ранен? – перебила ее я.

– Ничего серьезного. Ударился щекой о руль. Садина.

– Поедем мы?

Тай кивнул и снял ключи с крючка под лестницей. Идя к машине, я мельком взглянула в окно гостиной: Джесс складывал игру и, похоже, чувствовал себя как дома.

У меня тогда была восьмилетняя «шевроле», и я ездила на ней в основном только за покупками. Когда нужно было отвезти Роуз в больницу, я обычно брала ее машину, новенький «додж» 78 года. Если мы куда-то выбирались с Таем, например в кино или в ресторан, то ехали на пикапе. Теперь же, как ни странно, он направился прямиком к «шевроле» и уселся на водительское кресло. Ремень безопасности на пассажирском сиденье весь перекрутился и задубел от долгого неиспользования, я так и не смогла его пристегнуть. Всю дорогу до Мейсон-Сити меня не отпускало предчувствие опасности, надвигающейся катастрофы. Тай вел аккуратно. Было слышно, как под колесами шуршит гравий. Из-за низкой посадки казалось, что мы вспарываем набегающие поля, будто отвальный плуг. Я встряхнула головой, чтобы отогнать наваждение, но оно не исчезало. Тай приоткрыл окно, и мне в лицо ударил ночной ветер, несущий страх. Я не могла отделаться от паники и от ощущения, будто машина вгрызается в плоть земли. И тут Тай сказал:

– Джинни, вы с Роуз опять все усложняете.

– А как надо?

– Надо просто перетерпеть сложный период. Пережить и забыть.

– Не обращая внимания на то, что становится все хуже?

– Разве?

– Надо быть слепым, чтобы не заметить.

– Даже если и так, то что? С таким отношением ничего не исправишь.

– С каким отношением?

– Как у Роуз. Она раздувает скандал из-за каждой мелочи.

– Вылететь в кювет и попасться на езде в пьяном виде – не мелочь.

– Да, не мелочь. Но все остальное…

Тай скосил на меня взгляд, задумчиво потер подбородок и вдруг затормозил, съехав на обочину. Он долго молча смотрел на меня, а потом сказал:

– Джинни, я и сам не знаю, как быть, но опыт показывает, что лучшая тактика поведения с твоим отцом – просто затаиться и переждать. «В одно ухо влетело, из другого вылетело». «Как с гуся вода». Как там еще говорят?

Я тоже не сводила глаз с мужа, но смотрела на него будто издалека: впалые щеки, квадратный подбородок, сетка морщин вокруг глаз, бейсболка – простое жизнеутверждающее лицо обычного парня. Но было и другое лицо, которое стояло у меня перед глазами, узкое, хищное, менее добродушное и мягкое, – лицо Джесса. Сложно представить более разные лица. Одно с открытым взглядом и выражением непробиваемой простоты. Другое – необыкновенно глубокое и притягивающее как магнит. Черты его казались непостижимыми, ускользающими, словно обещающими какое-то знание, истину, более сложную и захватывающую, чем самые дерзкие фантазии.

Я не отрывала взгляд от Тая. Не знаю, о чем думал он, я размышляла, чье лицо, его или Джесса, более подлинное, более искреннее. Муж улыбнулся. Верхняя губа растянулась, как древко лука, придав лицу обаятельное, озорное выражение. Я улыбнулась в ответ и сказала:

– Ты прав.

Он завел машину и тронулся. Я не слукавила: мне действительно не хотелось злиться. Таю это не понравилось. И Джессу тоже! Отвращение, исказившее его лицо за игровым столом, было мимолетным, но пугающим. У меня тогда земля ушла из-под ног. Но гнев сестры! Я выросла вместе с ним. Он вспышками пронизывает все мои детские воспоминания. Я научилась отгораживаться от него, но, видимо, находясь рядом, невозможно не заразиться.