Онлайн книга «Тысяча акров»
|
Они послушно уселись на диван, однако единственным, что можно было включить детям, оказался балет на канале национального общественного вещания. Новости девочки уже не смотрели. Пэмми дремала, привалившись к ручке дивана и склонив голову, так что волосы закрывали лицо. Линда лежала на сестре и, судя по глубокому ровному дыханию и приоткрытому рту, крепко спала. Я смотрела на них, отложив в сторону вязание. Как часто они теперь казались сбитыми с толку. Всегда ли так было? Нормально ли это? Пожалуй, нормально, решила я, поскольку и сама была сбита с толку не меньше их. – Давай пока перенесем их в кровать, – предложила Роуз. – Если объявят тревогу, успеем разбудить и спрятаться в подвале. Но, похоже, на этот раз все ограничится грозой. Когда, уложив девочек, мы спустились вниз, Роуз подошла к двери и стала ждать, глядя через стекло на надвигающиеся тучи. Огни фар свернули с дороги, на мгновенье выхватили из темноты дальнюю стену комнаты и погасли. Роуз не сдвинулась с места и не произнесла ни слова. Я сидела тихо и прислушивалась. В тишине хлопнули двери машины. – Джинни, выйди, пожалуйста, – позвал Тай ровным, спокойным голосом. Час пробил. Роуз распахнула дверь, я последовала за ней. Отец стоял перед машиной, Тай – за ним. – Ларри есть что вам сказать, – проговорил он. – Я попросил его сделать это лично. – Все правильно, – кивнул отец. Роуз нашла мою руку и сжала ее, как всегда делала в детстве, когда нас ждало наказание. – Все правильно, – повторил отец озлобленно. – Держитесь за руки. – А что такого? – выпалила я. – У нас никогда другой поддержки и не было, кроме друг друга. В чем мы виноваты? Что ты хочешь сказать? Мы не сделали ничего плохого, всегда старались тебе угодить. – Приближается гроза, – спокойно вставила Роуз. – Давай я отведу тебя домой, а поговорим утром. – Плевать я хотел на грозу! Не хочу домой! Вы меня туда упекли! – Что ты, папа? Это чудесный, уютный дом. Ты всегда там жил. – Давай я отведу тебя домой, – повторила Роуз вкрадчиво. – Был долгий день, – поддержала я сестру. – Иди, папочка, и завтра мы… – Нет! – рявкнул отец. – Я лучше останусь на улице. И если ты думаешь, что раньше я никогда этого не делал, то будешь сильно удивлена, моя девочка. Меня захлестнул бешеный гнев. – Пожалуйста. Делай как знаешь! – Говоришь как шлюха. А ты и есть шлюха! – Папа! – воскликнула Роуз. Отец приблизился к самому моему лицу и прохрипел: – Не хочу, чтобы ты меня возила, или готовила свои чертовы завтраки, или убирала этот чертов дом! – Он почти кричал: – Или указывала мне, что делать! Ты, бесплодная сука! Я все про тебя знаю! Грязная потаскуха! Всю жизнь лебезишь, подлизываешься, вынюхиваешь и высматриваешь. Но ты ведь не настоящая женщина, так ведь? Ты просто шлюха! Ни на что не годная дрянь! Меня словно парализовало. Да, мне показалось, что именно так он обо мне и думал все эти годы. Потрясение словно отгородило меня от отца прозрачным стеклом. Я видела, как в углах его рта набегает слюна, но если бы она вдруг полетела мне в лицо, я бы даже не почувствовала. И не отступила. За спиной отца я видела Тая, он так и стоял, руки в карманах, потрясенный, неподвижный. Тут из-за угла показался Пит на своем пикапе. – Это уже не смешно, папа. Сейчас говорил не ты, а старческое слабоумие, Альцгеймер или что там. Пойдем, мы с Питом отвезем тебя домой. Извинишься перед Джинни утром. Пит выключил фары и выскочил из машины. – Что у вас тут происходит? Его голос шел будто издалека. – Я знаю твои штучки! – взревел отец. – Специально выставляешь меня сумасшедшим, чтобы поскорее сдать в богадельню! – Я не выставляю тебя сумасшедшим. Я хочу, чтобы ты отправился домой и все стало как раньше. Ты должен бросить пить и больше помогать на ферме. Джинни хочет этого, и я тоже, даже больше, чем она. Мы делаем для тебя все, не уезжаем, не бросаем. И такого обращения точно не заслужили. То, что ты наш отец, не дает тебе права оскорблять Джинни или меня. – Это вы! Вы сводите меня с ума! Я дал вам все, а взамен не получил ничего, кроме приказов делать так, не делать эдак и учитывать какие-то там точки зрения! Роуз стояла как столб, прямо и неподвижно, скрестив руки на груди. – Мы не просили нам ничего давать. Никогда не просили, но, может быть, пришло время спросить с тебя за то, что мы тебе дали! Ты сказал, что знаешь о Джинни все. Так вот, папа, я тоже знаю о тебе все! И ты знаешь, что я знаю. Такая жизнь – единственное, что мы можем тебе предложить, ни больше и ни меньше. Не нравится – иди куда хочешь. Я тебя к себе не пущу – с меня хватит, – закончила Роуз тихо с пробирающей до костей ледяной решимостью. – Ты слышала это? – обратился отец ко мне. – Она разговаривает со мной еще хуже, чем ты. Теперь его тон был почти примирительный, казалось, он решил рассорить нас, чтобы уничтожить по одиночке. Я отступила назад. В памяти всплыл случай из детства. Роуз тогда было девять, мне – одиннадцать. Мы заставили отца ждать нас после школьной вечеринки на Хэллоуин, на которую он вообще не хотел нас пускать. Я потеряла ботинок в раздевалке, и, пока другие дети спокойно одевались и выходили к родителям, мы с Роуз в панике его искали, но так и не нашли. Мы вышли из школы последними, еще и задержавшись на пять-десять минут. Папа ждал на стоянке. Роуз в костюме принцессы села в машину первой, я сжалась у двери, чтобы отец не заметил мою босую ногу. На мне был костюм бродяжки. Отец кипел от ярости, и мы прекрасно понимали, что нам влетит за опоздание, когда вернемся домой. О том, что будет, если он узнает про потерю, лучше было даже не думать. Меня выдала мама. Когда я вошла в дверь, она спросила: – Джинни! Где твой ботинок? Отец развернулся и посмотрел на мои ноги. Казалось, он сейчас взорвется. Он подошел ко мне и принялся шлепать, особенно не разбирая, по спине и ниже. Я забилась за плиту и слышала, как мама кричит: – Ларри! Ларри! Стой! Это безумие! Он повернулся к ней и бросил: – Ты что, на ее стороне? – Нет, но… – Тогда скажи ей, чтобы вышла. Здесь есть только одна сторона, и лучше тебе оставаться на ней. Повисло молчание. Роуз нигде не было видно. Сверху донесся плач Кэролайн и тут же затих. Мама повернулась на звук, а потом опять к отцу. – Скажи ей, – приказал он. И она сказала: – Вирджиния, выйди оттуда. На середину комнаты. Он прав. Нельзя терять ботинок. Я сделала как она велела. Пять шагов, опустив голову, глядя на обтрепанные края штанов, которые мы с ней обрезали утром, чтобы сделать костюм. Мои руки покрылись красно-черными разводами от грима, я смазала его, утирая слезы. Когда я дошла до середины кухни, отец схватил меня за руку, притиснул к двери, нагнул и порол ремнем, пока я не упала. Вот что значит для него единый фронт. |