Онлайн книга «Крылья Руси»
|
– Она сейчас там, где всем хорошо, – протопоп Аввакум, на правах и друга и духовника царевны, положил ей руку на плечо. – Царствие небесное… – Вечный покой, – шепотом откликнулась Соня. И – не выдержала. Уткнулась в рясу – и безудержно разрыдалась. Аввакум гладил ее по черным волосам. С другой стороны так же обнимал женщину воин Афанасьевич – и его плечи так же содрогались. Он и не пытался скрывать слез. Иногда они текут сами… Софья вспоминала детство, юность, вчерашний вечер… Как хорошо, что она приехала в Дьяково. Хоть повидались перед… перед… И навсегда в ее памяти останется этот последний вечер – с неспешной беседой, с золотисто-алым закатом, горячим чаем и материнским поцелуем в лоб. – Как же мы без нее… Ох, тетушка… Прошло не меньше часа, прежде, чем Софья успокоилась достаточно, чтобы не срываться в слезы на каждом слове. – Дядя, где… где она хотела лежать? – Со мной. Мы думали, что я уйду раньше и… – Ох, дядя… – У нас в Опочке есть церковь. Старенькая совсем, отец помогал священнику, ну и я тоже… сейчас она каменная. Аннушке там нравилось. Там на кладбище все наши лежат… – Это… – Псковский уезд. Софья кивнула. Как бы ей ни хотелось, чтобы тетушка лежала в Москве, в Архангельском соборе, но если Анна уже все обговорила с мужем… Впрочем, Софья все равно предложила это дядюшке, но Воин Афанасьевич покачал головой. – Не надо, Сонюшка. Пойми меня правильно, я не хочу, чтобы она после смерти… чтобы она лежала вдали от нас, как царевна Романова. Она – моя жена. Софья могла это понять. Не Романова, нет. Ордина-Нащокина. Иван, наверное, попросит о том же, когда придет их черед… – Я прикажу, чтобы ее… вас… отвезли туда. Только задержитесь на пару дней, пожалуйста. Чтобы Алеша и Ваня успели с ней попрощаться. Воин Афанасьевич кивнул. – Конечно, Сонюшка. Я люблю тебя, малышка… И Анечка тебя тоже любит… любила. Следующей ночью не стало и Воина Афанасьевича. Он ушел вслед за женой быстро и решительно, как делал все в этой жизни. Школа в Дьяково осиротела. Гонец обернулся быстро – и у сдвоенного гроба стояли уже трое. Алексей, Софья, Иван. Держались за руки. Никто не плакал, даже Софья уже не рыдала. Она выплакала все слезы ночью – и теперь старалась поддержать брата и мужа. Им сейчас вдвое тяжелее. Она-то хоть рыдать могла, а Алешка стоит весь черный. И Иван… он по матери так не убивался. Все-таки боярыня Феодосия была слишком неистовым человеком, чтобы быть настоящей хорошей матерью. А тетушка Анна стала такой для всех троих… Уходил последний кусочек их детства. Была жива тетка Татьяна, но так далеко, слишком далеко… Да и не было ее по-настоящему в их детстве. Так, где-то в Кремле. – Мальчишки сейчас в Крыму. Пока приедут – их уже увезут. – Ничего. Доедут до дома, – буркнул Иван. Малолетних Ординых-Нащокиных он любил, но сейчас у него не было сил ни на что. Только не плакать. Только не сорваться… – Кто теперь будет заниматься школой? Алексей чувствовал себя свинтусом, но… кто-то же должен думать и об этом? Софья вздохнула. Подошел бы кто-то из братьев Разиных, но разве тех из Крыма выдернешь? Был и Ежи Володыевский, сильно обрусевший за это время, но… Политика, будь она неладна! Все-таки Дьяково – это кузница кадров. И тут много… разного. А еще – Ежи не может быть директором школы. Дело не только и не столько в доверии, сколько в его личных качествах. Он умный, добрый, надежный, но не лидер. Что уж тут поделаешь – он замечательный второй, но не ведущий. Под руководством того же Яна Собесского он чудеса творил, а сам по себе он воин, а не генерал. Это не хорошо и не плохо, это просто есть. – Нужен кто-то надежный. Лучше родной. Ваня, а что там с Матвеем? Ваня подумал. После смерти Феодосии Морозовой ее полюбовник затосковал. А ведь пользы от него может быть много, ой как много. И опыт у него подходящий, и родственные связи, опять же… Да и сводного брата, и сестричку видеть будет постоянно. – Можно попробовать. Только он уже не юноша… Софья фыркнула. – Пусть даже лет пять-десять. Вообще, я хотела бы, чтобы потом это место занял Прокопий. – Сын Аввакума? – Да. Он как раз подойдет, но ему хотелось бы еще поработать «в поле». – Почему бы нет? – согласился Алексей. – тогда… Ваня, ты поговоришь с Матвеем? – Поговорю. Им было безумно больно – и все трое цеплялись друг за друга и за привычные повседневные дела. Жизнь продолжается, и есть привычная работа, и есть решения, которые кроме них никто не примет. Они должны. Этим все сказано. Да и тетушка не поняла бы, погрузись они в глубокое горе и брось все дела. Она их любила. Ох, тетушка… * * * В мире продолжался бардак, иначе и не скажешь. На море победу одерживали попеременно то Англия, то Франция. Конкретного победителя не было, даже несмотря на помощь Дании. Много кораблей Кристиан выделить не мог, а Людовик активно финансировал каперов под началом некоего Жана Бара. Плавать стало попросту небезопасно, один корабль из четырех точно не доходил до места назначения. К тому же порядка не было и в самой Англии. Шотландия таки признала малыша Карла своим правителем, но теперь шотландцы требовали, чтобы ребенка вернули им. Или хотя бы воспитывали в соответствии с шотландским духом. Людовик соглашался допустить к Карлу пару-тройку воспитателей, но кого? Пока что шли горячие споры. Ирландия вообще собиралась провозгласить независимость. Софья потихоньку подкидывала туда деньги и оружие. Ей объединенное королевство и даром нужно не было, да и ирландцев было жалко. Чего они, бедолаги, только не натерпелись от англичан за последние пару веков! Недаром же семьями в Колонии уезжали! В Европе тоже не было порядка. Никакого. Людовик воевал – и даже достаточно успешно, но и сопротивлялись ему все и сразу. Пфальц захватить так и не удалось – французские войска оттуда выбивали с завидной регулярностью. Погнали их и из Испании – с приходом к власти дона Хуана испанцы быстро восстановили прежнюю боеспособность. В Гааге прошел конгресс для всех заинтересованных государств, входящих в Великий Союз – и на нем было решено сопротивляться Франции до конца. Особенно настаивали германские князья. |