Онлайн книга «Истории о динозаврах»
|
– Ух, ваше преподобие, это было так здорово! Какие монстры! – Вот только очеловечивать монстров не нужно, – предостерёг его преподобие, пытаясь направить проповедь по накатанным рельсам. Но сбить Бенджамина было не так-то просто: – Мне ужасно понравилась та часть, где говорится, что пожелания непременно сбываются. Это правда? Под взглядом мальчика, пронзительным, как огонь маяка, его преподобие едва не вздрогнул: – Но… – Ну то есть если ужасно чего-то хочется, оно ведь сбудется? – уточнил Бенджамин. – Если, – на помощь его преподобию подоспел дедушка, – подавать милостыню бедным, вовремя молиться, всегда аккуратно делать уроки, прибираться в комнате… Тут у дедушки закончился бензин. – Это кошмар как много, – вздохнул Бенджамин, переводя взгляд от дедушкиной пропасти к ровному плоскогорью преподобного Клю. – С чего надо начать? – Господь пробуждает нас всякий день к трудам нашим, сынок. Меня – к моему: к проповедыванию. Тебя – к твоему: ты мальчик, ты готовишься и стремишься желать и расти! – Желать и расти! – возликовал Бенджамин. Лицо его пылало. – Желать и расти. – Но только после того как сделаешь уроки, сынок, не раньше. Но Бенджамин, разгорячённый и взбудораженный – точно перца с уксусом глотнул, – побежал было прочь, остановился, вернулся, не особо вслушиваясь в то, что ему говорят. – Ваше преподобие, это ведь Господь придумал тех зверюг, правда? – Ну да, храни тебя Бог, сынок. Именно так. – А вы понимаете почему? Дедушка взял внука за плечо, но Бен этого даже не почувствовал. – Ну то есть почему Господь создал динозавров, а потом позволил им исчезнуть? – Неисповедимы пути Господни. – Для меня слишком уж неисповедимы, – без обиняков заявил мальчик. – А правда, было бы здорово, если бы у нас тут, в Гринтауне, штат Иллинойс, завёлся свой собственный динозавр: вернулся бы и не исчезал больше? Кости – это хорошо. Но настоящий динозавр куда лучше, правда? – Я и сам питаю слабость к монстрам, – признался его преподобие. – Думаете, Господь их ещё когда-нибудь создаст? Разговор, как хорошо понимал его преподобие, уводил прямиком в трясину. И священник отнюдь не намеревался в ней увязнуть. – Я знаю доподлинно только одно: если ты умрёшь и отправишься в ад, там-то тебя чудовища и встретят – уж будь то оригиналы или копии. Бенджамин просиял: – Ради одного этого стоит помереть! – Сынок, – покачал головой его преподобие. Но мальчугана уже след простыл. Бенджамин поспешил домой – набить живот и напитать глаза. Он разложил на полу с десяток раскрытых книг и тихонько смеялся от радости. Вот они, звери всех поколений из Библии и за её пределами, из Бездны. Звучало это слово потрясающе. Мальчуган повторял его про себя, начиная с воскресного обеда в два часа дня и до четырёх, до воскресного тихого часа. Бездна. Бездна. Набираешь в грудь побольше воздуха. И выдыхаешь. Бездна. И бронтозавр родил птеранодона, и птеранодон родил тираннозавра, и тираннозавр родил громадных полуночных коршунов – птеродактилей! – и… и так далее, и тому подобное, и всё такое прочее. Бенджамин перелистывал страницы громадной толстенной семейной Библии: там были левиафаны и другие порождения времени, а если спуститься в ад и снять там комнату, так глядь – сам Данте указует на вот этот ужас, и на вон тот кошмар, и на вот эту змею, и вон на того гада ползучего, и все они – родные тётушки и жуткие дядюшки утраченного времени, чуждая кровь и нездешняя плоть. При виде такого аж носки сами собой ползут вверх по лодыжкам, а уши скручиваются в трубочки! О, утраченные на Земле, они пытаются вернуться, эти славные домашние зверушки, которые некогда лежали у ног Господа и были вышвырнуты вон за то, что напачкали на ковре, вау! О, гигантские болонки Господни, созданные из наплывов тумана и клубящихся облаков, крики их – трубный глас времени, от которого трещат ворота, и ужасы рвутся наружу, вау! Класс! Стон из… Бездны. Губы мальчика беззвучно шевелились во сне, по постели скользили послеполуденные тени. Спящий вздрогнул. Забормотал что-то. Зашептал… Бездна. На следующий же день Бенджамин переименовал славного старину Рекса. Отныне и впредь его звали попросту Пёс. Спустя дня три Пёс, поскуливая, дрожа и прихрамывая, выскочил из дома и исчез. – Где Пёс? – спросил дедушка. Он уже заглянул в чулан, на чердак (чего собаке делать на чердаке? Там и разрывать-то нечего!) и в палисадник перед домом. – Пёс! – звал он. – Пёс? – недоумённо обращался он к лёгкому ветерку, пронёсшемуся по лужайке вместо четвероногого друга. И наконец: – Пёс?! Что ты тут делаешь?! Ибо Пёс обнаружился по другую сторону улицы – он лежал посреди пустыря, заросшего клевером и сорняками, где никто и никогда не жил и не строил. Дедушка звал его битых полчаса, но тщетно. Старик зажёг трубку и подошёл ближе. Воздвигся над Псом и поглядел на него сверху вниз. Пёс поднял на него неизъяснимо-страдальческий взгляд. – Что ты тут делаешь, друже? Пёс, не обладая даром речи, ответить не смог, но замолотил хвостом, прижал уши и заскулил. Мир проклят, как есть проклят; и домой он возвращаться не собирался. Оставив Пса в его убежище среди травы, дедушка направился обратно. На крыльце маячило что-то вроде старой шхуны, похожей на ламантина. Это, конечно же, была бабушка с кулинарной лопаткой в руке: грудью став против полуденного ветра, она погрозила Псу. – Надеюсь, ты его ничем не угощал?! – Нет, зачем бы, – заверил дедушка, оборачиваясь на Пса. Тот, трепеща, вжался в клевер. – А что? – Он побывал в холодильном шкафу. – Ну как собака может влезть в холодильник?! – Господь мне не сообщил, но еда разбросана по всему полу. Я припасла на сегодня гамбургер, так его нету. Зато повсюду его ошмётки вперемешку с костями. – Пёс на такое не способен! Дай-ка я сам погляжу! Напоследок бабушка яростно и недобро замахнулась на Пса лопаткой – тот поспешно отполз ещё на десять ярдов в траву. А затем она продефилировала внутрь и через весь дом – точно в гордом одиночестве вышла на парад – и демонстративно указала лопаткой на пол. Повсюду и впрямь беспорядочной мозаикой валялась расшвыренная еда. – Ты хочешь сказать, наше четвероногое умеет управляться с ручкой холодильника? Чушь какая-то! – А по-твоему, это кто-то из пансионеров страдает лунатизмом? Дедушка присел на корточки и принялся подбирать объедки: |