Книга Не ссорьтесь, девочки!, страница 21 – Ануш Варданян

— Юля, срочно! На ваше имя оставлен пропуск. Она ненавидит, когда опаздывают. Ненавидит. Приходит в ярость, понимаете?!

— Понимаю…

— Помните — это ваш шанс! Воропаев вам доверяет! Фирма вам доверяет! Ваша мама смотрит на вас!

Овчарка кладет трубку и смотрит на портрет Ларисы.

— Будь моя воля, я б тебя знаешь куда послала… Вместе с мамочкой твоей.

Утро Нонны, как правило, начиналось позже. Но сегодня из-за ночного инцидента она так и не смогла заснуть. Отправила Мишку в школу и решила компенсировать ночной кошмар каким-нибудь радикальным действием. К разряду радикальных относилось, например, требование заработной платы у редактора эротического журнала Хомякова, задолжавшего за пару месяцев и, кажется, позабывшего об этом.

И вот Нонна шагает по коридору старинного петербургского издательства, расположенного в центре города, в мрачном сером здании. Со стен пристально и ревниво взирают классики русской словесности. В коридоре полумрак, со всех сторон давят величием тяжелые дубовые двери с табличками: «Издательство „Эвридика“», «Издательство „Русская проза“», «Книжный дом „Буква“». Нонна толкает одну из таких дверей — без таблички.

Небольшая комната, увешенная плакатами со знойными девицами, — это и есть редакция эротического журнала. Кроме девиц с плакатов, в кабинете полным-полно и живых голых девушек всех мастей.

Нонна пробивается вперед и сквозь части женских тел различает маленького, с зализанными назад волосами, похожего, согласно фамилии, на грызуна, совладельца журнала Хомякова — бывшего майора Вооруженных сил. Он-то ей и нужен. Финансами заправляет он. Но навстречу поднимается другой совладелец журнала, сексолог и сибарит Дроздов, а он только по части идеологии.

— Нонночка, душа моя. Вот кого я мечтаю увидеть на фотографиях в нашем журнале! Как вы провели ночь, дорогая? Спрашиваю как сексолог.

— Прекрасно провела, видела вас в ночном эфире. Вы какую-то чушь несли про интимные прически.

— Да полноте… Эфир — залог земной славы.

— Она быстро проходит. Вы не знали?

Дроздов смеется, а Нонна сохраняет ледниковое спокойствие. Она пришла за деньгами. В России это исключает кокетство.

— А что здесь происходит? — тем не менее, спрашивает Нонна.

— Хомяков пригласил девиц фотографироваться, но наш прежний фотограф не пришел, потому что Хомяков не заплатил ему за предыдущую съемку. А новый фотограф впервые имеет дело с обнаженкой. Он забился в дальнюю комнату и не выходит. Девицы здесь всю ночь. Требуют прибавку к заработной плате, и поэтому их даже разогнать невозможно. Хомяков денег не дает по причине того, что они тусовались тут всю ночь и пили наш коньяк, а вовсе не позировали в игривых позах.

Дроздов вплотную подступает к Нонне:

— А вы как думаете, платить или не платить? Нонна отстраняется, но спиной упирается в какую-то девицу. Девица нервно оглядывается, словно в переполненном вагоне метро.

— Простите, — говорит Нонка девушке, а потом и Дроздову: — Простите.

Но сексолог — опытный ловелас:

— Ну только одна фотография… Ваш роскошный бюст…

Нонна переходит к угрозам:

— Потребую прибавку к заработной плате.

Дроздов ей грозит коротким пальчиком:

— Дорогая, а вы продажная женщина. Я знал, что все женщины в душе продажны. Нонна Владимировна, это вас возбуждает?

— Мне кажется, это вас возбуждает.

Девицы неожиданно начинают петь, а из человеческой «кучи-малы» раздается истошный вопль Хомякова:

— Нонна, вы здесь? Е-мое, Нонна, спасите меня! Вы главный редактор или кто?

Нонна перекрикивает девичий хор:

— Зарплату за прошлый номер!

Хомяков страдальчески заламывает руки.

— Хорошо…

По рукам девушек, на живой волне, от Хомякова к Нонне приплыла тоненькая пачка долларовых купюр.

Соня, архитектор, несколько рабочих и сам незадачливый заказчик, любитель экзотических животных Боря оторопело смотрят на то, что осталось от спальни. То, что вчера было роскошным потолком, еще не полностью готовым, но все-таки уже вполне эрмитажным, сегодня представляло собой руины на полу и кровати. Масштаб бедствия усугубляется тем, что из-за этого надземного толчка сорвало трубу и теперь дымящиеся глыбы бывшего потолка покоились в воде.

Соня, архитектор и рабочие смотрят на пол, прикидывая, какая работа им предстоит, а Боря глядит наверх. Архитектор нервно покашливает.

— Борис Михайлович…

Боря продолжает рассматривать дыру в потолке.

— Боря… — зовет Соня.

Но Борюсик не реагирует. Пролетариат первым чувствует грядущую бурю и торопится уйти от ответственности.

— Софья Викторовна, мы пойдем? — спрашивает самый смелый — Виталка.

— Внизу подождите, — коротко приказывает Соня.

Рабочие спешат к выходу. Нависает пауза, готовая обрушиться хозяйским гневом, равным по мощи рухнувшему потолку. У Сони сдают нервы:

— Боря, что ты туда пялишься, как будто хочешь обнаружить звездное небо и нравственный закон?!

Боря опускает на нее полные крови глаза.

— Чтобы завтра было так же, как вчера!

— Боря, ты в своем уме?! Я ведь ни в чем не виновата!

— Ты меня поняла?! А послезавтра чтоб было так, как никогда! Потому что если через два дня я не увижу положительной динамики, то ты увидишь такой нравственный закон — суровый и справедливый!

— Боря, что ты говоришь, Боря? Ты только вчера спал со мной здесь!

— Я не спал. Я кувыркался.

Боря выходит из комнаты. Остановившись в пустом дверном проеме, он оборачивается:

— Я же не виноват, что у твоего умного не стоит…

Соня швыряет в стену кусок гипсовой лепнины. Отведя таким образом душу, она решает оценить степень ущерба. То, что от этой работы не будет прибыли, уже совершенно ясно. Главное теперь — подсчитать убыток, чтоб понять, сколько и у кого занимать денег. Но у Соньки всегда не как у людей. Вместо того чтобы на клочке обоев начать умножать и вычитать, она достает из грязной жижи пустое ведро и трясет им, угрожая обвалившемуся потолку или той силе, которая обрушила его. И неожиданно по-бабьи голосит на блатной мотив:

Месит в мутную лужу белыми ножками. Бигуди скачут под чепцом.

В дверном проеме показалась голова Виталии — рабочего-интеллектуала, почитывающего на досуге Кафку.