Книга Бумажные призраки, страница 22 – Джулия Хиберлин

Я говорю себе, что нездоровое человеческое любопытство – не грех. Просто люди не чувствуют связи с погибшими, эти страшные истории не имеют к ним никакого отношения. Нормального человека стошнит, если он проведет хотя бы десять минут в холодном темном бункере, где я храню самые жесткие материалы по делам пропавших девушек.

Нормальный человек уже никогда не будет прежним, если хотя бы недолго поговорит по душам с убитым горем отцом, которого по ночам зовет погибшая дочка. Или с копами из убойного отдела, которые травят шутки в баре, чтобы забыться. Или с серийным маньяком, которому якобы ни до чего нет дела – лишь бы сладкий чай был из правильной закусочной.

– Калверт, Техас, – лениво читает Карл надпись на указателе. – Когда-то здесь стояла самая большая хлопкоочистительная машина в мире.

Я включаю сигнал поворота и сворачиваю налево с главной исторической улицы города.

Карл имеет в виду хлопкоочистительный завод, действовавший в Калверте в XIX веке. А я представляю себе тот день в XXI веке, когда город, словно тараканами, кишел репортерами и полицейскими. Вспоминаю фотографии с места преступления, которые я выкупила у одного техасского рейнджера низшего звена. Настоящие кадры из фильма ужасов, а ведь на них даже не было самой жертвы.

Карл ошибается. «Настроение ни к черту» – это очень-очень мягко сказано.

– Так ты слышал про Калверт? – как можно непринужденнее спрашиваю я.

– Скопище очаровательных дам – исхудали до костей и едва дышат. Господи, ну и рожу ты скорчила! Я про викторианскую архитектуру. Этот город – ее кладбище. Ну, или заброшенная галерея, выбирай что нравится. В Техасе почти не осталось викторианских домов, но Калверт – исключение.

– Ее звали Викки, – в ярости говорю я, останавливая машину. – Мы приехали.

– Очередная красная точка на твоей карте?

Я глушу мотор. Карл разглядывает хаос из фронтонов, башенок, флигелей и эркеров, который в 1902-м архитектор окрестил «особняком в стиле королевы Анны». Восемь лет назад с легкой подачи репортеров все стали называть этот дом Кровавой Викторией, коротко – Кровавой Викки.

Сейчас Кровавая Викки выглядит так, будто ее жестоко избил муж. Облезлая белая краска, заколоченные фанерой окна, сломанные шпили, поцарапанная лепнина, треснувшая черепица.

– Ликуй: я узнаю этот дом, – заявляет Карл. – Раньше я частенько бывал в Калверте – хотел запечатлеть медленную кончину прекрасных дам. Эту я прозвал Невестой. Столько кружев и украшений. Она всегда была моей любимицей. Один раз мне даже удалось на ней подзаработать: старушка из дома престарелых, которая раньше здесь жила, попросила сфотографировать дом со всех сторон. Хотела потом заказать картину и повесить ее у себя в комнате. Старухин племянничек из Калифорнии попросил ее продать особняк, а деньги отдать ему. Интересно, чем все закончилось…

Плохо закончилось, Карл. Соседи тебя запомнили – человека с камерой, который околачивался вокруг дома за несколько дней до исчезновения Викки Хиггинс. Один из них записал номер твоего автомобиля. Копы тебя выследили, доставили в участок и долго допрашивали – ты тогда как раз вышел под залог перед судебным слушанием по делу Николь Лакински.

Потом с теми же вопросами к тебе пристал прокурор. Он посоветовал полицейским допросить старуху из дома престарелых – конечно, она ничего не помнила. Судья в итоге заявил, что любое упоминание Викки на суде по делу Николь будет расценено как предубеждение, наносящее ущерб интересам обвиняемого. И вот ты здесь, Карл, на свободе.

Я оставляю тираду при себе и, приоткрыв окно, делаю несколько глубоких вдохов.

– Барфли, посиди здесь, хорошо? А то еще швы разойдутся.

Я подкладываю ему плюшевого мишку и вижу в его мягких карих глазах больше любви, чем во взгляде моего последнего бывшего. Так смотреть умел только Энди.

Не слишком ко мне привязывайся, Барфли. Я понятия не имею, куда все идет.

– На крыльце стоит риелтор. Мы опоздали на полчаса. Поэтому говорить буду я, а ты молчи и кивай, ясно? Если что-то вспомнишь, расскажешь потом, когда вернемся в машину.

– Как тебе будет угодно. Смотри, она нам машет.

Карл любезно и жизнерадостно машет в ответ.

Мы молча идем по голой лужайке. Почему-то я возлагаю большие надежды на эту красную точку. В доме есть комната, которая может дать много ответов. Я заставлю Карла провести там несколько минут. Он услышит крики жертвы, зуб даю.

Риелтор, придерживая соломенную шляпу с большими полями, спускается по замшелым ступенькам крыльца. Под прогнившей лестницей видна прохладная черная пещера – сестра непременно затащила бы меня туда поиграть в «Тролля под мостом». Ей нравилось слушать, как я визжу от страха.

– Вы опоздали, – бесцеремонно заявляет агент. – Меня зовут Труди. Добро пожаловать в Калверт. Прекрасное место, чтобы отдохнуть от постылой городской жизни. Конечно, сейчас Калверту не хватает былого величия, однако в Викторианскую эпоху это был четвертый по величине город Техаса. «Аббатство Даунтон» отдыхает. Этот великолепный особняк возвращает нас в далекое прошлое. Да, в ремонт придется вложиться, но оно того стоит!

Ни слова про убийство (а ведь убийства в Калверте – большая редкость) и лишь легкий намек на то, что ремонт особняка за миллион долларов обойдется еще минимум в два.

Пока риелтор произносит вызубренную наизусть речь, я в сотый раз задумываюсь о том, как лживы бывают фотографии.

На сайте агентства недвижимости Труди выглядела лет на тридцать моложе. Толстый слой розовой пудры на ее лице похож на маску – он заканчивается сразу за линией подбородка. На губах – алая помада. Когда эти губы морщатся, я не могу оторвать от них взгляд. От ослепительного солнца в сочетании с яркими зебрами и пеликанами на ее блузке у меня немного кружится голова.

– Миссис Ти обожала «Даунтон», – говорит Карл. – Особенно любила мистера Бейтса, пока тот не начал ругать стряпню жены.

Труди пренебрежительно улыбается. По телефону я сказала ей, что у него деменция и что мы с мужем ищем большой дом, требующий ремонта и перепланировки, в котором можно разместить его консалтинговую фирму, моего больного престарелого отца и нашу растущую семью.

Утром я вытащила серьгу из носа, а в уши вставила два маленьких серебряных крестика. Волосы убрала в длинный старомодный хвост. Мой белый сарафан «Энн Тейлор» заканчивается ниже колен. На пальце сверкает мамино обручальное кольцо, которое два месяца назад я стащила из ее шкатулки с украшениями.

Впрочем, выражение лица у Труди все равно недоверчивое. Она то и дело поглядывает на крошечное отверстие в моей ноздре. А сейчас смотрит на нашу машину – увиденное ее слегка успокаивает, и она решает показать нам дом.

– Вы исследуете паранормальные явления?

– Нет, – отвечает Карл.

– Работаете в журнале или газете?