Книга Короли Жути, страница 93 – Николас Имс

На доске пешка Зимней королевы была переставлена на два квадрата вперед.

– Великолепный ход, – сказал Муг.

– Сразу видно, что играли настоящие мастера, – согласился Кит.

Клэй, ничего такого не видя, недоуменно наморщил лоб и уставился под стол, где свернулся клубком скелет кота, – похоже, бедолага предпочел умереть во сне, пока один из этих самых мастеров обдумывал ход, которого так и не сделал.

Ганелон хмыкнул, потер заросший щетиной подбородок и передвинул на доске пешку противника.

– Точно знаешь? – ухмыльнулась Саббата.

К безмерному удивлению Клэя, Ганелон посмотрел на нее с чем-то похожим на любопытство и кивнул на доску:

– Прошу к столу.

Дива хищно оскалилась и, отпихнув скелет, уселась на тюфяк. Ганелон ухватил второй скелет за череп и отбросил в сторону.

Со стороны все это выглядело не просто странно, а совсем уж дико: злобная охотница за беглецами и непревзойденный кровожадный убийца склонили головы над игральной доской. Клэй решил, что в этой жизни удивляться больше нечему.

Кто-то к слову помянул бардов, что привело к обсуждению их славных и бесславных кончин, потому что именно это лучше всего получалось у бардов «Саги».

– А кого из них звали Уильям? – Матрик отхлебнул из невесть где обнаруженной фляжки и утер рот рукавом. – Того, кто в склеповую слизь вляпался, или как?

– Нет, в слизь угодил Кашевар, – напомнил ему Клэй, подкладывая в огонь хворост, собранный на склоне у входа в пещеру.

– А, ну да! – Матрик хлопнул по колену. – Как же, помню Кашевара. Хороший был парень, только каши с ним не сваришь. Готовил хреново, что правда, то правда. А так – замечательный бард и карманы обчищал за здорово живешь.

«Угу, пока не залез в карман к склеповой слизи», – мысленно вздохнул Клэй.

Мальчишка заметил что-то блестящее в комке полузастывшей слизи и, недолго думая, сунул туда руку. К сожалению, склеповая слизь, как, впрочем, и любой другой на ее месте, не любит, когда к ней суются без спросу. Вдобавок, она еще и въедливая. К тому времени как «Сага» разделалась со слизью, от юного барда остался один несчастный скелет, сжимавший в кулаке потертый медяк.

– Да, хороший был парень, – сказал Клэй. – А Уильям был из благородных, мы его прозвали Сэр Билли, помнишь?

– А, Сэр Билли! – хохотнул Матрик. – Он сильно обижался на прозвище. И вообще, нахальный был говнюк. Так что с ним случилось?

Гэбриель сунул палец в плошку, подобрал со дна остатки скромного ужина – подгоревшие колбаски и недоваренная чечевица – и жадно отправил их в рот, будто узник, которого десятилетиями держали впроголодь на тюремной баланде, а потом вдруг до отвала накормили отменным стейком.

– Ему нимфа открутила яйца, – сказал Гэб.

Матрик удивленно наклонил голову:

– Ни фига себе! А почему я об этом не знал?

– Пил много, – пожал плечами Гэбриель.

– Твоя правда, – кивнул Матрик, снова поднес к губам фляжку, а потом мечтательно улыбнулся. – А Рекка… Ах, прелестная была девчонка.

До этого в «Саге» не было женщин-бардов, поэтому в Рекку без памяти влюбились почти все. К несчастью, сама Рекка влюбилась в кровососа, который ее и обратил, так что Гэбриелю пришлось загнать серебряный кол ей в сердце. Ну а потом досталось и самому кровососу.

– Намного лучше Катрины, – добавил Матрик.

Клэй перевернулся с одного бока на другой, надеясь избавиться от боли в пояснице, – вроде помогло – и спросил:

– Катрина – это которая лунотигра?

– Не лунотигра, а ракшаси, – поправил его Муг.

– А какая разница? – полюбопытствовал Ганелон, не отводя глаз от игральной доски.

Южанин и дива провели за четверицей весь вечер, даже ужинали, где сидели, а завершив очередную партию, обменивались негромкими фразами и тут же начинали новую. Сколько партий они сыграли и кто сколько раз победил, Клэй не понимал, потому что в игре оба соперника проявляли такую же яростную целеустремленность, как и в настоящем сражении.

– Очень большая, – ответил Муг. – Лунотигры – это ликантропы.

– Лицедеи, что ли? – недоуменно спросил Матрик.

– Нет, что ты! – Муг обменялся понимающим взглядом с Китом, мол, трудно жить среди совершенных невежд, но все-таки снизошел до объяснений: – Лунатики такие же люди, как мы с вами, но в полнолуние они превращаются в зверей. Так что ликантропия – просто-напросто болезнь.

– Ага, как пьянство, – добавил Гэбриель, ухмыльнувшись Матрику. – Обычно ты человек, а как напьешься – чудовище.

Матрик промолчал, задумчиво разглядывая фляжку.

– Да-да, примерно так оно и есть, – согласно кивнул Муг. – А вот ракшасы – это чудовища, которые умеют превращаться в людей. Катрина именно так и сделала. Вреда от них немного, но по большей части они редкие сволочи.

Клэй мог это подтвердить. Катрина только притворялась бардом. На самом деле она была наемным убийцей, подосланным к Гэбриелю. Сначала она его соблазнила (надо сказать, без особого труда), а когда «Сага» отправилась в плавание по морю, напала на Гэба в его каюте. Гэбриель выскочил на палубу в чем мать родила, а за ним по пятам гналась разъяренная тигрица. Клэю удалось ее задержать, а потом Ганелон ухватил ее за хвост и вышвырнул за борт.

Следует добавить, что ракшасы очень плохо плавают.

– А, вот оно! – воскликнул Муг, доставая из сумы вещицу, похожую на раковину из дерева и меди.

Клэй решил было, что это какое-то взрывное устройство, но волшебник поднес раковину к губам и дунул в решетку с одной стороны. Послышался протяжный мелодичный звук. «А, музыкальный инструмент», – сообразил Клэй, хотя это вовсе не означало, что странная штуковина при случае не взорвется, потому что от Муга всего можно было ожидать.

– Я ее выменял у беса-мусорника за пару сапог, – объяснил волшебник.

Матрик с сомнением поглядел на него:

– А зачем мусорнику сапоги?

– Он их съел, – ответил Муг и, видя, что это лишь усугубило недоумение Матрика, поспешно добавил: – Честное слово. Обмазал горчицей и стрескал, я сам видел. Мусорники сожрут даже своих отпрысков, если намазать их горчицей.

Для проверки он выдул из раковины еще несколько нот, а потом заиграл какую-то нехитрую мелодию. Матрик с довольной улыбкой отхлебнул из фляжки, Гэбриель закрыл глаза, а Кит тихонько подпевал, будто мелодия была ему знакома. Клэй задумчиво смотрел в костер, слушая негромкое постукивание четверичных фигур по доске.

– Я беру твою королеву, – объявил Ганелон.

Саббата негромко выругалась.

– Повторим? – спросил он.

– Повторим, – ответила она.

Клэй продолжал смотреть в огонь, Матрик продолжал пить, Кит продолжал напевать, а Муг все играл и играл. В пещеру ворвался холодный ветер, зашелестел по углам, будто волна, вышептывающая секреты берегу; почему-то запахло солью. Мелодия звучала жалобно и заунывно. Наверное, именно поэтому Матрик, опустошив флягу, обратился к Киту с какой-то неясной скорбью в голосе, как у погребального костра: